Речь пойдет о заговоре в Красной Армии во главе с М.Н. Тухачевским, который в 1937 г. был расстрелян как враг народа, а через 20 лет при Хрущеве объявлен самым выдающимся, самым гениальным советским полководцем. Бывший советский полковник и вожак советских писателей Владимир Карпов, перебежавший трусцой в стан «демократов», ничуть не смущаясь, так и пишет: «11 июня 1937 г. все осужденные, прекрасные, честнейшие люди были расстреляны». При этом подчеркивает, что были расстреляны совершенно невиновные люди. (В. Карпов. Маршал Жуков. // Знамя, 1989, N 10, с. 36). Ему вторит прославившийся своими антисталинскими опусами Рой Медведев: «Тухачевский был после Фрунзе наиболее выдающимся военным деятелем». (Знамя, 1989, N 3, с. 145). Этот розово-апологетический тон преобладает в насквозь лживых писаниях и других мародеров истории.
Для того, чтобы объективно судить о том, был ли в Красной Армии заговор или «заговор», являлся ли Тухачевский звездой среди мрака и темени или заурядным карьеристом, необходимо располагать всеми источниками, относящимися к делу. Но «демократы», дорвавшиеся к ним, почему-то не желают обнародовать следственное и судебное дела Тухачевского и пр., а выдергивают из них отдельные фрагменты, выгодные им, а все остальное объявляется вымыслом, фальсификацией. В то же время, желая прихвастнуть своей осведомленностью или по недомыслию, приводят факты, которые опровергают их версию о «невинно убиенных» Тухачевском, Якире, Уборевиче и др.
В своем кратком и скромном очерке мы будем опираться почти исключительно на факты, взятые из «демократической» печати. Поэтому заподозрить нас в тенденциозности нет никаких оснований.
Итак, «заговор» или заговор?
В июне 1937 г. перед судом предстали: М.Н. Тухачевский, до 11 мая того же года первый заместитель наркома обороны СССР, Маршал Советского Союза; И.П. Уборевич, командарм, командующим войсками Белорусского военного округа; И.Э. Якир, командарм, командующий войсками Киевского военного округа; А.И. Корк, командарм, начальник Военной академии им. М.В. Фрунзе; Р.П. Эйдеман, комкор, председатель Центрального совета Осовиахима СССР; Б.М. Фельдман, комкор, начальник Главного управление Красной Армии, ведал кадрами; В.М. Примаков, комкор, заместитель командующего войсками Ленинградского военного округа; В.К. Путна, комкор, военный атташе в Великобритании. Заместитель наркома обороны СССР, начальник Главного политического управления Я.Б. Гамарник, не дожидаясь ареста, застрелился.
О социальном происхождении подсудимых говорить определенно трудно, поскольку при Хрущеве, когда престижно было подчеркивать рабоче-крестьянское происхождение, обвиняемых пытались приблизить к народу, а при Горбачеве-Ельцине стали искать в предках белую кость и голубую кровь. Так, о Примакове писали, что он из учителей, но умалчивали, что отец был владельцем хутора. Тухачевский из дворян, отец владел несколькими крупными имениями, Якир — сын состоятельного аптекаря, учился в Базельском университете, Фельдман и Гамарник — из мещан, об имущественном положении их родителей не принято распространяться, Эйдеман из учителей. Тухачевский, Корк, Уборевич и Путна в царское время закончили военные училища.
По национальности лишь один Тухачевским якобы из русских, да и тут «демократы» обнаружили кровь венгерского графа. Примаков — украинец, Уборевич и Путна — литовцы, Эйдеман — латыш, Корк — эстонец, Якир, Фельдман и Гамарник — евреи.
Иначе говоря, как по социальной, так и национальной линии они были страшно далеки от народа, особенно народа русского. Поэтому неудивительно, что они высокомерно, с презрением относились к чуждому им народу, готовы были жертвовать тысячами и тысячами жизней простых людей ради своих корыстных интересов. Лейба Давидович Бронштейн, больше известный, как Лев Троцкий, с предельной ясностью сформулировал свое отношение к рабочим и крестьянам, одетым в солдатские шинели: «Злые, бесхвостые обезьяны, именуемые людьми», могут идти в бой только под страхом смерти (Октябрь, 1991, N 8, с. 135). Его выдвиженцы и единомышленники усердно осуществляли на практике эту установку своего патрона, за что и получили от него «стартовый капитал», т.е. высокие должности, которые давали им возможность стремительно продвигаться по служебной лестнице и занять в армии командные высоты.
Для реабилитации осужденных при Сталине Хрущев использовал всю мощь партийного и государственного аппарата. На ноги были поставлены все: секретари парткомов, председатели исполкомов, прокуроры, следователи, судьи. А тем временем в народном хозяйстве провал следовал за провалом, хлеб впервые стали закупать за границей, к упадку стало клониться народное образование, стала оживать и набирать силу преступность.
Тем временем в Москву срочно, прямо в новогоднюю ночь, был вызван из Новосибирска военный прокурор Б. Викторов с тем, чтобы в пожарном порядке реабилитировать Тухачевского и его друзей. А для того, чтобы Викторов проявил должное усердие в выполнении установки, он был назначен заместителем главного военного прокурора. Спешно была сформирована большая группа военных прокуроров и следователей, которая и приступила к делу. По словам Викторова, «это был тяжелейший, поверьте, труд, и не только физический». Ему можно поверить, ведь предстояло черное сделать белым, а преступников превратить в героев.
С какой установкой, с каким настроением и с каких отправных позиций Викторов принялся за дело, свидетельствует он сам: «Словом, перед нами предстали яркие образы настоящих большевиков-ленинцев. Усомниться в преданности этих людей Советской власти, казалось, было совершенно невозможно». («Правда», 1988, 29 апреля). Как видим, реабилитаторы с самого начала исходили из того, «что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Свой вывод они внушили и нам. Мы в это верили, пока не увидели, что даже генсеки могут стать иудами. Оказалось, что все-таки «может быть».
Сотни сотрудников принялись за поиски реабилитирующих материалов. Но гора родила мышь: было найдено всего лишь несколько страниц — протокол заседания специального военного присутствия Верховного суда СССР и приговор суда. Опровергнуть содержавшиеся в них факты и выводы было нечем. Поэтому следователям и прокурорам пришлось фантазировать, строить догадки, заниматься вымыслами и домыслами: «мы предположили», «может быть» и т.п.
За отсутствием объективных данных, письменных документов, необходимых для реабилитации, стали опрашивать следователей, занимавшихся делом Тухачевского, Якира, Уборевича и др., знакомых, родственников, собутыльников, юридическая цена показаний которых весьма сомнительна. В связи с этим напрашивается вопрос, а почему не обратились к Ворошилову и Буденному, наиболее осведомленным и непо-средственно причастных к этому делу, хотя реабилитаторы «получили отзывы ряда крупных военачальников, приобретших опыт крупных сражений в ходе Великой Отечественной войны», как будто Ворошилов и Буденный не были «крупными военачальниками» и не участвовали в Великой Отечественной войне.
Викторов и его сотрудники после «тяжелейшего» труда сделали выводы, угодные Хрущеву. Но дальше дело застопорилось, не все были согласны с реабилитацией заговорщиков, в том числе Ворошилов, Буденный, Молотов. Хрущеву понадобилось целых два года для того, чтобы протащить свое решение. 31 января 1957 г. военная коллегия Верховного Суда СССР отменила приговор от 11 июня 1937 г. «за отсутствием состава преступления». А ведь со времени, когда судили Тухачевского и его сообщников, прошло 20 лет, тогда и обстановка была другая, и люди были другими. После реабилитации вся диссидентская рать стала «раскручивать» Тухачевского и др. в книгах, брошюрах, статьях, кино, на телевидении, в устной пропаганде как национальных героев.
Прошло еще 40 лет. Горбачев и Яковлев повторно реабилитируют репрессированных военачальников, используя дело о заговоре для новой атаки на Сталина и социализм.
Какие же все-таки аргументы были у реабилитаторов для принятия решения? Их мало интересует главный вопрос — был ли заговор или его не было. Вместо этого они перечисляют заслуги реабилитируемых, причем заслуги прямо отождествляют с занимаемой должностью: чем выше должность, тем больше заслуг. Но ведь не место красит человека. Высокую должность можно использовать как на пользу народу, так и во вред ему. Об этом как раз и умалчивается. Говорится о наградах, но и они не всегда даются тем, кто их заслуживает. В годы гражданской войны высшей наградой был орден Красного знамени, которым были награждены тысячи наиболее храбрых и отважных героев, непосредственно участвовавших в боях с врагами революции. Все подсудимые также имели этот орден, а некоторые даже два и три. Но, кажется, только Примаков принимал непосредственное участие в боях, а другие награждались за мудрое общее руководство, которое они осуществляли, сидя в роскошных вагонах-салонах вдали от фронта. Показательно в этом отношении свидетельство самого Троцкого, который все время благоволил к Тухачевскому, но когда того наградили орденом, он почему-то возмутился, послав своему заместителю Склянскому следующую телеграмму: «Считаю совершенно неуместным награждение орденом Красного Знамени Тухачевского по поводу годовщины армии. Это чисто монархическая манера награждать… Тухачевский не персонифицирует армии, он должен награждаться в зависимости от своих боевых действий, а не по поводу годовщины армии» (Октябрь, 1991, N 8, с. 131). К слову будет сказать, что Сталин вычеркнул то место в рукописи его биографии, где говорилось о награждении его орденом Красного Знамени в годы гражданской войны.
Поскольку «диссидентами» и «демократами» был состряпан и запущен в широкий оборот миф о полководческом «гении» Тухачевского», следует проследить за его военной карьерой, тем более что это зачлось ему при реабилитации.
Прибился Тухачевский к большевикам совершенно случайно благодаря другу семьи Тухачевских Н.Н. Кулябко, работавшему в военном отделе ВЦИК. Для того, чтобы выхлопотать своему протеже сразу хорошую должность, он предложил ему в апреле 1918 г. вступить в партию большевиков. Именно так: не Тухачевский просил принять его в партию, а ему предложили сделать это. Это и открыло путь никому не известному подпоручику к головокружительной карьере. При содействии Кулябко он получает должность в военном отделе ВЦИК, которым заведовал Енукидзе, который, в свою очередь, представил Тухачевского Троцкому и даже Ленину. (Маршал Тухачевский. Воспоминания друзей и соратников. М., 1965, с. 28-29).
Как видим, попал Тухачевский в Кремль не благодаря личным заслугам и геройству «на полях сражений», а благодаря своей пронырливости и протекции Кулябко и Енукидзе.
Продажные борзописцы, вознося до небес Тухачевского, в то же время всячески принижают роль Сталина в разгроме белогвардейцев и интервентов. Больше того, они договариваются до того, что Сталин якобы завидовал военному «таланту» Тухачевского и потому расправился с ним. Но завидовать-то, как мы убедились, было нечему. А вот И.В. Сталин в ходе гражданской войны ярко продемонстрировал несомненный талант не только политического, но и военного деятеля. Ленин посылал Сталина на самые трудные и ответственные задания. И не было случая, чтобы Сталин не справился с поставленной задачей. С его именем неразрывно связаны героическая оборона Царицына, ликвидация последствий пермской катастрофы, блестящая операция по защите Петрограда, в том числе образцовая операция по взятию неприступных фортов Красная горка и Серая лошадь, разгром Деникина, успешное наступление на Львов. И ни разу он не попадал впросак, как Тухачевский.
Если бы обыватель, оболваненный демократами, имел объективную информацию, он без труда смог бы ответить на вопрос: кто есть кто и кто кому завидовал.
«Заслуги» Тухачевского в гражданской войне не только не могут служить аргументом для его оправдания, но, наоборот, это убедительное доказательство его преступной халатности или измены, вполне достаточное для вынесения обвинительного приговора. Жертвами его полководческого «гения» стали десятки, сотни тысяч преданных революции бойцов и командиров.
Кроме «заслуг» подсудимых, Б. Викторов и сотни его помощников главным реабилитирующим обстоятельством сочли придуманную ими легенду о пытках Тухачевского и его сообщников. На этом основании все обвинения с порога отметались. Не имея в своем распоряжении абсолютно никаких объективных убедительных доказательств в пользу своей версии, реабилитаторы прибегли к смехотворным вымыслам, догадкам и предположениям. Вот главное доказательство применения пыток к подсудимым: «Мы заметили на нескольких страницах протоколов серо-бурые пятна… Такие пятна оставляют капли крови… Может быть, это тоже кровь? Проконсультировались со специалистами, назначили судебно-химическую экспертизу… Оказалось, действительно кровь». (Отточия сделаны Б. Викторовым, опубликовавшим 24 апреля 1988 г. в «Правде» статью на целую газетную полосу ««3аговор» в Красной Армии»). Обратите внимание, как охмуряют обывателя, делают серьезное лицо, ссылаются не просто на экспертизу, а на экспертизу химическую. Допустим, что это действительно кровь, но откуда известно, что это кровь Тухачевского и что она невинно пролита именно в 1937, а не в I947 или даже в 1957 году? С таким же основанием можно сделать вывод, что это кровь самого следователя или архивариуса, чинивших карандаш и порезавших палец, а может, у них пошла кровь из носа и т.д. Каждый может придумать себе версию по вкусу. Несмотря на всю анекдотичность, версия о пресловутых «серо-бурых пятнах» кочует из публикации в публикацию, ее использовала в своих подлых целях и комиссия А. Яковлева, реанимировавшая измышления о пытках.*
Б. Викторов понимал, что одних серо-бурых пятен недостаточно для отмены приговора от 11 июня 1937 г. Нужно было найти нечто более серьезное. Начали трясти перепуганных до смерти следователей, допрашивавших Тухачевского, Якира и др. У них упорно добивались признания, что показания у подсудимых они получали путём истязаний. Следователи заявили, что они добивались обвинительный показаний (но в этом суть работы следователя в любой стране и в любое время), но никто из них не подтвердил версии о пытках. Как фабрикуется эта версия, можно вычитать у В. Карпова, который процитировал показания следователя Ушакова (Ушминского) о том, что тот заперся в своем кабинете вместе с подсудимым Фельдманом, который и сознался в заговоре. Ни слова нет ни о пытках, ни об избиениях, которые так нужны Карпову. И вот его комментарий: «Что происходило в этом «запертом» кабинете трудно себе представить, но, это, несомненно, что-то ужасное, если военный человек, полный сил и в здравом рассудке, ломался за такое короткое время и начинал оговаривать себя и других». (Знамя, 1989, N 10, с. 37). Улавливаете? Вначале «трудно представить», но потом уже «несомненно», «ломался», «оговаривал». А вот Юрию Домбровскому не надо «представлять», что делалось в закрытом кабинете. Когда следователь стал вымогать у него признания и дотронулся до него пальцем, он мощным ударом сбил его с ног, причём без всяких последствий для себя, потому что следователь не имел разрешения прокурора наказать Домбровского. Сотни сотрудников уже полстолетия ищут доказательств применения пыток к Тухачевскому и другим заговорщикам, но так ничего и не нашли.
Странная и удивительная вещь: все «классики» лагерной литературы — А. Солженицын, В. Шаламов, Ю. Домбровский, Л. Разгон, О. Адамова-Слиозберг и пр. — не могут «похвастаться», что их кто-то избивал или пытал, но все они что-то «слышали» от других. Евгений Федоров, отсидевший по 58-й статье не меньше Солженицына и отнюдь не лучший друг коммунистов, рассказывает, как В. Шаламов учил его писать об «ужасах» лагерной жизни: «Всю-то правду о себе не рассказывайте. С Лисы Патрикеевны образец берите». На это Федоров ответил: «У вас всё неправда… Оставьте чванство, Варлам Тихонович, не трясите Колымой как орденом. Не вешайте людям лапшу на уши» (Нева, 1989, N 9, с. 26-27).
Известный подхалим Ельцина А. Казанник, сделавшись генпрокуром, с шаламовской лапшой на ушах бросился искать документы о пытках и других ужасах. А в результате признает он: «К своему ужасу… я убедился, что тогда законность в строгом смысле слова не нарушалась» (А. Шабалов. Одиннадцатый удар товарища Сталина. Ростов, 1996, с. 8).
Мы вовсе не склонны отрицать отдельных случаев нарушения законности при Сталине, но садисты в силовых структурах были во все времена и во всех странах и, наверное, не скоро еще переведутся. А в постсоветской России, Украине этих садистов значительно больше, чем было при Сталине, тогда они знали, что за свои преступления могут поплатиться головой, и это сдерживало их, а сейчас они действуют безнаказанно, в результате чего истязания, пытки и убийства подследственных приобрели невиданные масштабы, что вынужден был признать и сам Путин.
Что же касается конкретно группы Тухачевского, то подсудимые вынуждены были давать показания перед лицом неопровержимых фактов. Они подтверждали свои признания на очных ставках в присутствии членов Политбюро, на допросах у Генерального прокурора Вышинского, осуществлявшего надзор за следствием, а также на самом суде. Перевёртыш В. Карпов, настаивая на своей версии, в качестве «доказательства» ссылается на рассказ анонимного свидетеля, говорившего ему, что на суде вид у Уборевича, Эйдемана, Путны и Фельдмана был очень странный, хотя внешне они выглядели неплохо, но была какая-то странная апатичность и в голосе, и в движениях, как будто у них были основания для того, чтобы радоваться, петь и плясать. Сами, того не замечая, лжеисторики-лжедемократы делают из своих кумиров жалких трусов и слизняков, которые не только оговаривают себя и других, но даже боятся заявить на суде, будто к ним применялись физические меры воздействия. Думаем, что они все-таки были не такими. Наоборот, на суде вели себя вызывающе и агрессивно. В связи с намеками Якира на то, что другие подсудимые его оговаривают и делают это не совсем добровольно, председательствующий Ульрих спросил: «Подсудимый Эйдеман, вы чувствуете себя нездоровым или ненормальным?» «Heт, я здоров и чувствую себя вполне хорошо», — ответил Эйдеман. «Вы даете показания без давления с чьей-либо стороны?» — «Да». «А вы Уборевич?» — «Я тоже здоров». «Вы, Путна?» — «Я здоров. Признаю себя виновным без давления следствия и трибунала». (Знамя, 1989, с. 34-35).
Б. Викторов и его сотрудники изучали документы весьма поверхностно, непрофессионально, искали не истину, а думали лишь о том, как угодить Хрущеву. Чего строит только такой пассаж: «Не могло же быть так, чтобы арестованных не допрашивали» в первые дни после ареста. «Предположили, что допросы велись, но показания не устраивали тех, кто возбудил это дело». «Предположили» и со всех ног бросились искать чёрную кошку в тёмной комнате, которой там не оказалось. Во-первых, вопреки «предположениям» допросы обвиняемых действительно в первые дни после ареста не велись. Тухачевский был арестован в Куйбышеве 22 мая, доставлен в Москву 24 мая и впервые предстал перед следователем 26 мая, т.е. четыре дня спустя после ареста. Во-вторых, допроса как такового не велось, потому что 26 мая Тухачевский написал заявление, что он добровольно будет сотрудничать со следствием, раскроет все нити заговора и назовет имена всех заговорщиков. Автограф этого заявления опубликован в «Военно-историческом журнале», N 8 за 1991 г., с. 45. В-третьих, применять физические меры воздействия не было никакой необходимости, потому что подсудимые в течение многих дней строчили признательные показания. У Тухачевского получился целый том. Ушакову-Ушминскому вообще делать было нечего, он просто приобщил эти исчерпывающие показания подсудимого к делу, здесь и кроется разгадка всего дела. Возникает вопрос, куда девались эти показания? Сотни сотрудников Б. Викторова, а затем А. Яковлева почему-то не сумели или не захотели разыскать эти документы, скорее второе, чем первое, потому что они подтверждают обоснованность приговора от 11 июня 1937 г. и не оставляют камня на камне от «предположений» Хрущева, Яковлева и других фальшивомонетчиков. Об этом свидетельствует тот факт, что даже тогда, когда в 1991 г. КГБ передал оригинал показаний Тухачевского «Военно-историческому журналу», последний не решился опубликовать ту часть их, в котором шла речь о заговоре, а ограничился лишь изложением его предательских планов на случай войны. Планы они и есть всего лишь планы, а вот о том, что было уже сделано по их осуществлению, предпочли умолчать. И сделано это неспроста. Прозрачный намёк содержится в предисловии автора публикации о том, что в связи с получением оригинала показаний Тухачевского на его деле ставить точку рано, что страсти вокруг него могут разгореться с новой силой. (См. Показания маршала Тухачевского. // «Военно-исторический журнал», 1991, N 8). Но фальсификаторам истина ни к чему, их вполне устраивает та ложь, которую нагородили Хрущев, Горбачев, Яковлев и их продажные и беспринципные борзописцы.
При бездарном руководстве штурмом Кронштадта Тухачевский приказал палить из всех орудий не только по крепости, но и по городу: «Стрелять буду по городу день и ночь», не считаясь с потерями среди мирного населения. (Ю.А. Щетинов, Б.А. Старков. Красный маршал, с. 184).
Троцкий и троцкисты, всячески продвигая на командные должности своих сторонников, зачастую бездарей и предателей, с особой ненавистью относились к полководцам-самородкам, выходцам из рабоче-крестьянской среды. В гражданской войне многое зависит от личных качеств командира: его ума, организаторского таланта, порядочности и справедливости. За такими командирами бойцы шли в огонь и воду. Но это больше всего и не нравилось выдвиженцам Троцкого, которые не обладали такими качествами. Отсюда преследование и физическое уничтожение самых талантливых командиров из народа. Известно, как копал Троцкий под Ворошилова и Буденного, первому даже грозил арестом. При аресте настоящего героя гражданской войны, «первой шашки» республики Бориса Думенко и его штаба была проведена тщательно спланированная боевая операция, в результате которой тот, кто по шашке и лошади собирал Первую и Вторую конную армии, был расстрелян, а приспешник Троцкого Белобородов (тот самый, который распорядился расстрелять царскую семью) получил за этот «подвиг» орден Красного Знамени. При Сталине по-другому были оценены его «подвиги», он тоже числится среди невинных жертв «сталинских репрессий».
К расстрелу был приговорен и второй выдающийся полководец, выдвинутый донским казачеством, — Филипп Миронов. Правда, ВЦИК его помиловал, и этого отважного и талантливого командира поставили руководить земельным отделом Донского исполкома. Тем временем его Вторая Конная в борьбе с Врангелем была основательно потрепана и выведена в резерв. Пришлось обращаться снова к Миронову, он был назначен командующим этой армией, которую он за короткий срок привел в порядок. Узнав о назначении Миронова, к нему потянулись донские и кубанские казаки. В результате Вторая Конная прославилась на заключительном этапе гражданской войны. (В.В. Душенькин. Вторая Конная. М., 1968).
Важно отметить, что если Тухачевского и его сообщников реабилитировали в пожарном порядке, то для возвращения честного имени Думенко и Миронову понадобились многие годы. Троцкий всё же «достал» Миронова, который был арестован и с ведома Троцкого убит на прогулке в Бутырской тюрьме в 1921 г.
Бессмысленную жестокость проявляли также Якир и Примаков. В «Истории Краснознаменной 45-й стрелковой дивизии», которой командовал Иона Якир, он хвастает, как расстреливал безоружных махновцев, не желавших идти в Красную Армию по идейным соображениям. Виталий Примаков в освобожденном Киеве приказал расстрелять прямо на площади при большом стечении народа одного из своих командиров, прилюдно были зарублены бойцы партизанского отряда, чем-то не понравившиеся Примакову. Примечательно, что И. Муратов, превознося своего кумира, не только не осуждает, но весьма одобрительно отзывается об этих бессудных казнях. (См. Исповедь на вершине, на укр. языке, Киев, 1971, с. 90, 151).
Все эти реабилитаторы, фальшивые борцы за права человека, горой вставшие на защиту «невинно убиенных» Тухачевского и других врагов народа, не только не осуждают кровавые злодеяния своих подзащитных, но даже не упоминают о них. Считается нормальным, когда их кумиры сотнями тысяч расстреливали, губили в бездарно проведенных операциях, а вот когда наступили на хвост элитным обезьянам, они подняли истошный вой и лай на всю планету.
Троцкистская оппозиция имела возможность легально отстаивать свои взгляды. С 1920 по 1927 г. по ее инициативе было проведено пять общепартийных дискуссий. Но, потерпев поражение в идейной борьбе, Троцкий открыто выступил за свержение рабоче-крестьянской власти, за что и был выдворен из СССР. Укрывшись в Мексике за крепостными стенами, он стал сколачивать в противовес III Коммунистическому Интернационалу свой IV, антисоветский. При этом следует учитывать, что США — оплот мировой реакции до 1933 г. — находились в состоянии необъявленной войны против СССР, в Германии к власти пришел Гитлер, за рубежом действовала двухмиллионная белогвардейская и буржуазно-националистическая эмиграция. Все эти разнородные силы ставили одну цель — ликвидацию Советской власти, которая революционизировала весь мир.
В своих планах мировая реакция, эмиграция и троцкисты особое место отводили армии. Хотя Троцкий еще в 1925 г. был отстранен от руководства вооруженными силами, его ставленники сохранили свои посты. К 1937 г. Тухачевский был уже первым заместителем наркома обороны, Я. Гамарник — заместителем наркома, Фельдман ведал в наркомате кадрами, сторонники Троцкого командовали войсками почти всех военных округов. Троцкисты занимали также ключевые посты в ГПУ-НКВД, руководимом Гершелем Ягодой. Если к этому добавить Бухарина и Рыкова, колебания некоторых членов Политбюро и притаившуюся, забившуюся в щели, но готовую в любой момент наброситься на рабоче-крестьянскую власть свору писателей, журналистов, киношников, профессоров и академиков, то положение Сталина и его сторонников было не таким устойчивым, как это принято считать. Но у Сталина было одно важнейшее и главное преимущество — поддержка партии и народа. Успехи социалистического строительства, рост благосостояния народа снискали Сталину уважение и любовь трудящихся масс, которые видели в нем своего вождя, выразителя и защитника своих коренных интересов. Поэтому у троцкистов не было никаких шансов повести за собой народ, отсюда ставка на верхушечный дворцовый переворот, подобный тому, который впоследствии совершил Ельцин с помощью Грачева и других продажных генералов.
Если сторонники реабилитации Тухачевского еще как-то пытаются снять с него и его друзей обвинения в шпионаже, то обвинения в сговоре с целью смещения Ворошилова, а, значит, и Сталина они не отрицают, больше того — пытаются представить их героями антисталинского сопротивления. В. Карпов пишет, что все подсудимые это «чистосердечно» признали. Значит, все-таки признавались чистосердечно, т.е. вполне добровольно, без принуждения. Подсудимых пытаются одновременно представить и в качестве героев, бросивших вызов Сталину, и невинными жертвами. С точки зрения буржуазии и ее прихлебателей это так. Но судили заговорщиков по советским законам, согласно которым сговор-заговор с целью свержения законного правительства является тягчайшим преступлением. Состав преступления налицо: заговорщики по сути предъявили ультиматум правительству — сместить наркома обороны Ворошилова, бряцая при этом оружием. В случае непринятия ультиматума решено было действовать силой, Гамарник брался отыскать воинскую часть, чтобы в случае необходимости бросить ее на штурм Кремля, т.е. собирался действовать так, как впоследствии поступили Ельцин с Грачевым, которые все-таки нашли несколько подонков, открывших огонь из танковых пушек по Белому дому. Естественно, что Горбачев, Ельцин, Яковлев и другие перевертыши считают себя не иудами-предателями, а «героями», «реформаторами» и т.д. Все зависит от того, кто кого и за что судит, а реабилитация — тот же суд.
Обвинения с осужденных снимались лишь на том основании, что они якобы строились только на признании вины самими обвиняемыми, но это явная неправда, ведь каждого из них изобличали семь других подсудимых. Кроме того, Примаков назвал 70 сообщников, Якир и Фельдман — по 40, другие тоже не молчали. А это сотни и сотни командующих округами, армиями, дивизиями, корпусами, полками. Все они давали показания, которые реабилитаторами совершенно не принимались во внимание, хотя в них содержались убедительные доказательства состава преступления. Оправдав Тухачевского, других реабилитировали автоматически.
Общую картину заговора попытался на суде нарисовать Виталий Примаков: «Я должен сказать последнюю правду о нашем заговоре. Ни в истории нашей революции, ни в истории других революций не было такого заговора, как наш, ни по целям, ни по составу, ни по тем средствам, которые заговор для себя избрал. Из кого состоит заговор? Кого объединило фашистское знамя Тухачевского? Оно объединило все контрреволюционные элементы, все, что было контрреволюционного в Красной Армии, собралось в одно место, под одно знамя, фашистское знамя Троцкого. Какие средства выбрал себе этот заговор? Все средства: измена, предательство, поражение своей страны, вредительство, шпионах, террор. Для какой цели? Для восстановления капитализма. Путь один — ломать диктатуру пролетариата и заменить фашистской диктатурой. Какие же силы собрал заговор для того, чтобы выполнить этот план? Я назвал следствию больше 70 человек заговорщиков, которых я завербовал сам или знал по ходу заговора». После многоточия, сделанного Б. Викторовым, следует: «Я составил себе суждение о социальном лице заговора, то есть из каких групп состоит наш заговор, руководство, центр заговора. Состав заговора из людей, у которых нет глубоких корней в нашей Советской стране, потому что у каждого из них есть вторая родина. У каждого из них персонально есть семья за границей. У Якира — родня в Бессарабии, у Путны и Уборевича — в Литве, Фельдман связан с Южной Америкой не меньше, чем с Одессой, Эйдеман связан с Прибалтикой не меньше, чем с нашей страной…» (Правда, 1988, 29 апреля).
С 1 по 4 июня 1937 г. в Кремле на расширенном заседании Военного Совета с участием членов Политбюро ЦК ВКП(б) обсуждался доклад К.Е. Ворошилова о раскрытии контрреволюционного заговора в РККА. Кроме постоянных членов Военного Совета на нём присутствовали 116 руководящих военных работников с мест и центрального аппарата НКО. Накануне все они были ознакомлены с показаниями Тухачевского, Якира и других. Обратите внимание на слова «были ознакомлены с показаниями». А вот творцы «оттепелей» и «перестроек» почему-то боялись и боятся ознакомить страну с этими показаниями. Почему скрывают правду, догадаться нетрудно, иначе каждому стало бы ясно, что затея с реабилитацией Тухачевского — это начало реализации обширного плана Аллена Даллеса по дискредитации и ликвидации социализма.
11 июня 1937 г. все подсудимые были признаны «виновными в нарушении воинского долга (присяги), измене Рабоче-Крестьяской Красной Армии, измене Родине» и приговорены к расстрелу. Опровергнуть это обвинение не смогли ни Б. Викторов, ни А. Яковлев вместе с сотнями своих сотрудников, хотя очень и очень старались это сделать.
Защитники и поклонники Тухачевского пустили в ход еще одну фальшивую и подлую версию, пытаясь внушить легковерным, что одной из главных причин поражений армии в начальный период Великой Отечественной войны были сталинские репрессии, от которых пострадал цвет армии. Одновременно восхваляется «проницательность» Тухачевского и якобы консерватизм, недальновидность Сталина, Ворошилова, Буденного, Шапошникова и других, отвечавших за оборону страны. Всячески выпячивается роль Тухачевского как «военного теоретика», который был чуть ли не единственным, кто предвидел роль механизированных соединений в будущей войне. Надо быть или полным идиотом, или законченным мерзавцем, чтобы упорно отстаивать эту версию. Тухачевский делал свои «открытия» в 30-е годы, а Сталин еще 25 августа 1920 г., когда Тухачевский «гениально» провалил наступление на Варшаву, представил в ЦК партии детальные предложения о создании боевых резервов, о «постановке и усилению автоброне- и авиапромышленности». Именно Сталин решительно и последовательно отстаивал ленинскую идею индустриализации страны, неустанно подчеркивал, что будущая война — это война моторов, что отсталых бьют, что мы отстали от передовых стран на 150-200 лет, что разрыв нужно ликвидировать всего за 10-15 лет, иначе «нас сомнут». И он не только говорил, но и преодолевал бешеное сопротивление троцкистов и бухаринцев. Как известно, Бухарин делал упор на развитие легкой промышленности в ущерб тяжелой, «Москва должна оставаться ситцевой». Сталин приложил весь свой талант, неистощимую энергию и железную волю, организаторские способности для создания современной промышленности, в том числе танковой и авиационной. Подводя итоги Великой Отечественной войны, Сталин отмечал, что страна ежегодно давала Красной Армии более 30 тыс. танков, самоходных орудий и бронемашин, до 40 тыс. самолетов, 120 тыс. орудий и т.д. (И.B. Сталин. Речь на предвыборном собрании… 9 февраля 1946 г. М., 1946, с. 20).
На суде возникла перепалка между Буденным с одной стороны, Тухачевским и Якиром — с другой о роли кавалерии в будущей войне. В. Карпов пишет но этому поводу: Тухачевский и Якир считали кавалерию «уже отживающей, утратившей боевую мощь. Эту точку зрения резко осуждал, выступая на суде, Буденный» (Знамя, 1989, с. 35). До противопоставления одного рода войск другому могли додуматься только маршал Тухачевский и его почитатель полковник В. Карпов, который думал, что он сумел посрамить «ретрограда Буденного и вознести своего кумира-прогрессиста. Но критерием истины являются не суждения Тухачевского или Карпова, а практика. Успех операций в Великой Отечественной воине обеспечивался удачным взаимодействием всех родов войск. Нет, кавалерия в этой войне вовсе не бросалась с шашками наголо на танки. Когда было необходимо, кавалеристы спешивались и держали оборону наравне с пехотой, в то же время ее подвижность использовалась для преследования противника, для рейдов по его тылам. В лесисто-болотистой местности она была просто незаменимой. Об эффективной роли кавалерии свидетельствует уже тот факт, что все или почти все кавалерийские соединения получили звание гвардейских. Это высокое и почетное наименование корпуса JI.M. Доватора и П.А. Белова получили в ходе битвы за Москву. (Великая Отечественная война Советского Союза I94I-I945. Краткая история. М., 1970, с. 133-135).
С лёгкой руки Хрущева по всему миру разошлась брехня о 40 тысячах якобы уничтоженных Сталиным офицеров Красной Армии. Перевертыш В. Карпов пишет: «К началу войны Советская Армия и Военно-морской флот пришли почти с полностью истребленным основным костяком армии…» «Десятки тысяч! Только чума и холера в давние времена производили подобное опустошение в народе» (Знамя, 1989, с. 42). Для Карпова эталоном антисоветчины служит «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына, который буквально теми же словами восклицал о «мужичьей чуме». Поскольку читатель ничего художественного в их опусах не находит, они вынуждены давать своим бездарным творениям подзаголовки: «Опыт художественного исследования», «Литературная мозаика». Вот уж действительно, если на клетке верблюда написано «слон», не верь глазам своим. Карпов буквально десятки страниц списывает из учебников истории, почти полностью списал статью Викторова. Но и с подлинной историей писания этих графоманов ничего общего не имеют.
Ложь о «40 тысячах» дает возможность показать, какими шулерскими приемами пользовались и пользуются Хрущев, Горбачев, Яковлев, Ельцин в своей неприглядной работе по зомбированию народа.
В искаженном виде цифра взята из докладной записки заместителя наркома обороны Щаденко Сталину от 19 сентября 1938 г. и 5 мая 1940 г. В последней отмечалось, что из армии по политическим и другим мотивам (возрасту, болезням, служебному несоответствию, пьянство и т.д.) было уволено 36898 человек. Мошенники начинают с того, что цифра округляется до 40 тысяч. Затем все уволенные объявляются репрессированными, «цветом армии» и, наконец, репрессированные превращаются в расстрелянных. В действительности же к 1 января 1940 г. более 13 тысяч офицеров, уволенных по политическим мотивам, были восстановлены в рядах армии. (Военно-исторический журнал, 1993, N 2, с. 71-72; «Молодая гвардия, 1989, т. 9; Ю.C. Ткаченко, Н.В. Зазулин. Правда и ложь о «сталинских репрессиях». Киев, 2000, с. 9).
Из числа уволенных около 6 тысяч были приговорены к различным срокам заключения и около 2 тысяч, а не 40 тысяч, были расстреляны.
Верхоглядство Волконогова, Медведева, Карпова и многих других гробокопателей нередко проделывает с ними злую шутку. Тот же Карпов, стремясь навешать на Сталина как можно больше компромата, невольно проболтался. Еще в январе 1937 г., т.е. задолго до раскрытия заговора Тухачевского и даже до решения февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б), заместитель наркома обороны Ян Гамарник и начальник Управления кадров командного состава разработали документ «О введении условного шифра «О.У.», т.е. особый учет в отношении лиц, увольняемых из армии. С таким шифром, пишет Карпов, были уволены из армии тысячи командиров, и почти все они сразу же по прибытии на место жительства арестовывались, как только местные органы НКВД видели на их документах шифр «О.У»; он, собственно, был сигналом для ареста». (Знамя, 1989, N 10, с. 39). Но при чем здесь Сталин? Первый заместитель наркома обороны Тухачевский, заместитель наркома Гамарник и их непосредственный подчиненный Фельдман начали чистку армии. Чистили, естественно, не от своих сторонников-заговорщиков, а как раз от сторонников Сталина. Когда после раскрытия заговора об этой вредительской деятельности стало известно, январский Пленум ЦК 1938 г. принял решение о пересмотре дел тех, кто был уволен заговорщиками.
Сталину накануне удалось только обезглавить пятую колонну, но уничтожить полностью не пришлось. Именно тот факт, что эта колонна нанесла удар в спину Красной Армии, был одной из главных причин неудач 1941 года. Около одного миллиона солдат, офицеров и генералов пошли служить Гитлеру, причем несколько сот тысяч из них воевали против Советской Армии и партизан, выполняли самую грязную кровавую работу.
Хулители Сталина нередко ставят в вину Сталину то, что является его заслугой. Речь идет о массовом выдвижении молодежи на командные должности во всех отраслях, в том числе в армии. «Элиту» прямо бесит это восхождение «кухаркиных детей». В том-то и суть социализма, что здесь о человеке судят не по капиталу, а по способностям. Как низко нужно пасть, чтобы писать, как это делает Рой Медведев: «Строя планы нападения на СССР, Гитлер учитывал, что лучшие кадры Красной Армии уничтожены». При этом как на высший авторитет ссылается на слова Гитлера: «Первоклассный состав советских высших военных кадров истреблен Сталиным в 1937 году» или: «У них нет хороших полководцев» (сказано 9 января 1941 г.) (Знамя, 1989, N 3, с. 146-147). По Медведеву выходит, что Жуков, Василевский, Рокоссовский, Конев, Ватутин, Черняховский и многие тысячи других военачальников, выдвинутых на руководящие посты после 1937 г., — это уже не «лучшие кадры», а второсортные.
Цыплят по осени считают. Медведев приводит слова, сказанные Гитлером накануне войны, но игнорирует признания Геббельса, относящиеся ко времени, когда Советская Армия подошла к Берлину: «Маршалы и генералы в среднем чрезвычайно молоды, почти ни одного старше 50 лет… все они убежденные коммунисты, весьма энергичные люди… В большинстве случаев речь идет о сыновьях рабочих, сапожников, мелких крестьян и т.п. Короче говоря, приходишь к убеждению, что командная верхушка Советского Союза сформирована из класса получше, чем наша собственная… У меня впечатление такое, что с таким подбором кадров мы конкурировать не можем». (Правда, 1999, 25-28 апреля).
Впрочем, блестящая плеяда советских военачальников, выдвинувшихся накануне и во время войны, не нуждается ни в похвалах Геббельса, ни в хуле Гитлера. Высшей аттестационной комиссией для них явилась сама война, результатом которой стала великая Победа. Хорошо защищалась революция, пока у руля страны стоял мудрый вождь, до конца преданный народу.
Читайте также:
- Глава Х Борьба с внешней контрреволюцией
- Глава XV Московские процессы
- «Сталинские репрессии». Навсегда развеянные мифы.
- Глава ХIV. Смутное время
- О фальшивых списках репрессированных Сталиным
- Глава XIII Убийство С. М. Кирова
- Мифы о «великих полководцах» Тухачевском, Уборевиче и «невинно убиенных» сорока тысячах командиров РККА.