Как фальсифицируется предыстория войны

Через критику Сталина как Верховного Главнокомандующего шел путь к тотальной критике Великой Отечественной войны.
Мощные средства пропагандистского аппарата государства развернули широкую кампанию клеветы, унижения Армии, совершивший великий подвиг спасения Родины и человечества от гибели и варварства.

Б.Г. Соловьев, В.В. Суходеев

Поклонимся великим тем годам:
Тем славным командирам и бойцам,
И маршалам страны, и рядовым,
Поклонимся и мертвым, и живым —
Всем тем, которых забывать нельзя,
Поклонимся, поклонимся, друзья.
Всем миром, всем народом, всей землей
Поклонимся за тот великий бой!

Зачем фальсифицируется история Отечественной войны

Великая Отечественная война

Великая Отечественная война Советского Союза против фашистской Германии 1941 — 1945 годов занимает исключительное по значимости место в нашей тысячелетней истории. В ходе войны советский народ совершил подвиг, равный которому трудно найти в мировой истории. Наша победа в этой войне показала, какие богатырские силы хранятся в народных глубинах, с какой несокрушимой волей, с каким самопожертвованием народ способен защищать свою Родину, какая великая роль принадлежала в этом подвиге Коммунистической партии, Советскому правительству, социалистическому строю. Подвиг советского народа в Великой Отечественной войне будет служить мощной духовной опорой многим поколениям, вселять уверенность в своих силах на самых крутых и суровых поворотах в их исторической судьбе.

И не случайно усилия врагов нашего Отечества направлены на разрушение этой нравственной опоры народа, на то, чтобы дегероизировать, принизить подвиг солдат, генералов и маршалов Великой Армии, партизан, тружеников тыла.

Кампания лжи и клеветы на Советскую Армию была развернута в зарубежных странах еще в ходе второй мировой войны — в ходе освобождения советской территории от немецко-фашистских захватчиков, в ходе великого освободительного похода Советской Армии по избавлению народов Европы и Азии от гитлеровского рабства и устремлений японских милитаристов. Эта кампания особенно расцвела в годы «холодной войны».

Развенчание Великой Победы в Отечественной войне 1941 — 1945 годов практически началось с превращения Сталина, столь много сделавшего для Победы, для своей Родины и для человечества, в чудовище, в пугало для многих поколений людей. Через критику И. В. Сталина был проложен путь к критике партии, к развенчанию достижений Советской власти и нашей победы в Великой Отечественной войне. Все перечеркивающая критика Сталина была первым этапом и вместе с тем важнейшим средством борьбы против социализма. Через критику Сталина как Верховного Главнокомандующего шел путь к тотальной критике Великой Отечественной войны. Последователи этой линии двигались дальше по этому пути, все больше опошляя великий народный подвиг. На наших глазах происходит беспрецедентное явление. Мощные средства пропагандистского аппарата государства развернули широкую кампанию клеветы, унижения Армии, совершивший великий подвиг спасения Родины и человечества от гибели и варварства.

Сталин, Рузвельт, Черчилль

И. В. Сталин по возвращении с Тегеранской конференции в 1943 году, как вспоминал Главный маршал авиации А. Е. Голованов, говорил: «Я знаю, что когда меня не будет, не один ушат грязи будет вылит на мою голову. Но я уверен, что ветер истории все это развеет» (Полководцы. М., 1995, с. 31).

Уместно вспомнить и рассказ знаменитой революционерки, посла СССР в Швеции Александры Михайловны Коллонтай. В ее архиве, как свидетельствует профессор М. И. Труш, сохранилась запись беседы со Сталиным в ноябре 1939 года, т. е. накануне советско-финляндской войны. «Многие дела нашей партии и народа, — говорил Сталин, — будут извращены и оплеваны прежде всего за рубежом, да и в нашей стране тоже. Сионизм, рвущийся к мировому господству, будет жестоко мстить нам за наши успехи и достижения. Он все еще рассматривает Россию как варварскую страну, как сырьевой придаток. И мое имя тоже будет оболгано, оклеветано. Мне припишут множество злодеяний.

Мировой сионизм всеми силами будет стремиться уничтожить наш Союз, чтобы Россия больше никогда не могла подняться. Сила СССР — в дружбе народов. Острие борьбы будет направлено прежде всего на разрыв этой дружбы, на отрыв окраин от России. Здесь, надо признаться, мы еще не все сделали. Здесь еще большое поле для работы.

С особой силой поднимет голову национализм. Он на какое-то время придавит интернационализм и патриотизм, только на какое-то время. Возникнут национальные группы внутри наций и конфликты. Появится много вождей-пигмеев, предателей внутри своих наций.

В целом в будущем развитие пойдет более сложными и даже бешеными путями, повороты будут предельно крутыми. Дело идет к тому, что особенно взбудоражится Восток. Возникнут острые противоречия с Западом.

И все же, как бы ни развивались события, но пройдет время, и взоры новых поколений будут обращены к делам и победам нашего социалистического Отечества. Год за годом будут приходить новые поколения. Они вновь подымут знамя своих отцов и дедов и отдадут нам должное сполна.

Свое будущее они будут строить на нашем прошлом» (Цит. по: Р. Косолапов: «Какая же она, правда о Сталине?». «Правда», 1998, № 55, 2 — 4 июня).

Проблема «Сталин в годы Великой Отечественной войны» актуальна и принципиальна в современных условиях. Развенчание Сталина как Верховного Главнокомандующего стало одним из главнейших приемов в кампании очернительства Великой Отечественной войны, подвига советского народа и его Армии, подвига партизан и тружеников тыла.

Не распутав этого клубка лжи, невозможно восстановить правду о важнейшем этапе в истории Советского государства и всемирной истории — о героической и драматической борьбе Советского Союза против фашистской Германии и ее сателлитов, против японских милитаристов.

Необходимо вернуть народу совершенный им подвиг, вернуть уверенность в своих силах, веру в способность совершить великое дело спасения Родины. Идет напряженный бой за историческую правду, за саму историю нашей страны.

Была Отечественная война 1812 года. Самоотверженность в защите Родины проявил в ней народ, армия и ее прославленные полководцы. Прошли многие десятилетия, и благодарные потомки с уважением вспоминают об их подвиге. И не нашлось почти за два столетия людей, которые бы поносили их дела, их служение Отечеству. Почетом и славой окружен подвиг народа, армии и ее военных вождей. Иное дело теперь. То, что творится с описанием Великой Отечественной войны во многих изданиях, на телевидении и радио, не имеет прецедента и несет страшные последствия для сокрушения самих основ нравственных сил народа, его патриотизма.

Одно из главных мест в походе против Великой Отечественной войны занимает мощная пропагандистская кампания по дискредитации И. В. Сталина как Верховного Главнокомандующего. Особая роль в ее развертывании принадлежит Н. С. Хрущеву. В организованной им борьбе против «культа личности» значительная часть усилий была сконцентрирована на тотальной критике деятельности Сталина в годы Отечественной войны. На XX съезде партии (февраль 1956 г.) Хрущев в докладе «О культе личности и его последствиях» откровенно заявил, что задача развенчания Сталина как Верховного Главнокомандующего «имеет огромное, не только историческое, но прежде всего политическое, воспитательное, практическое значение» ( «Известия ЦК КПСС». 1989, № 3, с. 46).

Преследовалась подлая цель — через унижение и развенчание Верховного Главнокомандующего оклеветать самоотверженное служение Родине миллионов советских людей в солдатских шинелях и рабочих спецовках. Больше того. Ложь и клевета на И. В. Сталина и сталинское время советский эпохи были, в сущности, глумлением над коммунистическими идеалами, над историей советского социалистического общества. Развязанная Хрущевым антисталинская кампания была не только схожа с антикоммунистическими и троцкистскими идеями, но и открыла настоящий всемирный антикоммунистический поход против Советского Союза и КПСС, против мирового коммунистического и национально-освободительного движения.

Даже такой ярый ненавистник Советского Союза, социализма и И. В. Сталина как У. Черчилль в день празднования своего 90-летия в 1964 году в парламенте Великобритании в ответ на тост в его честь как непревзойденного специалиста по нанесению урона Советской России заявил: «К сожалению, сейчас имеется человек, который нанес урон стране Советов в тысячу раз больше, чем я. Это Н. С. Хрущев. Так похлопаем ему!»

Могут возникнуть вопросы: как же так, Н. С. Хрущев — и вдруг антикоммунист? И, наконец, с какой целью все это надо было ему делать?

Теперь разоблачены холуйские утверждения некоторых историков и партийных работников, будто Н. С. Хрущев стал членом большевистской партии накануне Ленских событий 1912 года. Не стало секретом и то, что, вступив в члены РКП(б), он придерживался некоторое время троцкистских взглядов. Это было известно Сталину, когда Хрущева выбирали в 1935 году первым секретарем МК и МГК партии. Но Сталин отдавал должное практическому уму Хрущева, считал, что на партийной работе, получив образование в Промакадемии, он преодолеет старые заблуждения. Однако этого не случилось: троцкистское прошлое подчас давало себя знать.

Что касается вопроса — с какой целью Хрущеву надо было разоблачать культ личности, то главный ответ заключается в следующем. После смерти И. В. Сталина в партии, как и после смерти В. И. Ленина, возникла проблема: кто сможет и кто должен возглавить Коммунистическую партию Советского Союза? Буквально у одра И. В. Сталина из избранного ХIХ партийным съездом Президиума ЦК КПСС в составе 36 членов выведены были 22 высших партийных руководителя. Удалены были почти все, кого на съезде выдвинул Сталин. Созданная им система коллективного руководства, сочетания старых и молодых партийных кадров была разрушена. Те, кто остался, захватили все ключевые должности в партии и государстве. Председателем Совета Министров СССР стал Г. М. Маленков, первыми заместителями Предсовмина — Л. П. Берия, В. М. Молотов, Н. А. Булганин, Л. М. Каганович. Председателем Президиума Верховного Совета СССР — К. Е. Ворошилов, секретарем ЦК КПСС — Н. С. Хрущев. Все они стали членами сильно укороченного Президиума ЦК КПСС. Другими словами, произошел тихий государственный переворот.

Весьма показательны в этом отношении воспоминания Д. Т. Шепилова, входившего в те годы в высшее партийное руководство. Он пишет:

«Конечно, ни один человек в партии и стране не думал ни о Хрущеве, ни о Берии как о возможных преемниках Сталина на постах Председателя Совета Министров или Генерального секретаря ЦК. Но иного мнения держался каждый из этих двух и всеми методами — посулами, лестью, интригами, устрашением — действовал в определенном направлении. Безусловно, две трети из того широкого состава (36 человек) Президиума ЦК, который по предложению Сталина был избран на Пленуме ЦК после XIX съезда партии, оставались в стороне и во всех интимных, подготовительных обсуждениях участия не принимали. Дежурили у постели больного Г. М. Маленков, Л. П. Берия, В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, Н. С. Хрущев. Н. А. Булганин, Л. М. Каганович, А. И. Микоян, М. З. Сабуров, М. Г. Первухин, П. М. Шверник….И Хрущев рвался на первую роль в этой сфере, лелея те же честолюбивые мечты, что и Берия, но избрав для достижения своих целей другие обходные пути…

Назначение Хрущева на пост Секретаря ЦК соответствовало его самым сокровенным желаниям. Оно знаменовало собой первый акт той трагедии, которая скоро начала развертываться на глазах всего мира и, подобно пробуждающемуся вулкану, наращивать свои разрушительные последствия»
( «Вопросы истории». 1998, № 3, с. 12, 13, 22).

Однако избрание сентябрьским (1953 года) Пленумом ЦК Первым секретарем Центрального Комитета КПСС Н. С. Хрущева еще не означало его автоматического лидерства в партии и авторитета в народе. На достижение этого лидерства и авторитета в определенной степени и был рассчитан доклад о культе личности Сталина на XX партийном съезде, а также его основные выводы. Не случайно доклад был произнесен в конце работы съезда на закрытом заседании и без обсуждения. Подобные приемы не так уж и новы в истории.

Под предлогом борьбы с культом личности Н. С. Хрущев добивался и отстранения от руководства партией и государством В. М. Молотова, Г. М. Маленкова, Л. М. Кагановича и других тогдашних советских деятелей.

Но была и еще одна причина: желание отомстить Сталину за то, что он не спас от расстрела сына Н. С. Хрущева от первого брака — Леонида. Летчик Леонид Хрущев по одной версии попал в плен, по другой — сам посадил самолет на захваченной врагом территории. Стал сотрудничать с фашистами, призывал по радио красноармейцев сдаваться в немецкий плен. Он был выкраден у немцев нашими разведчиками. Предстал перед военным трибуналом и был приговорен за измену Родине к высшей мере наказания — расстрелу. Н. С. Хрущев молил И. В. Сталина не допустить смертной казни. Сталин ответил: «Вы просите как отец или член ЦК? Как отец? А что я скажу другим отцам, потерявшим своих сыновей?» Вопрос о судьбе летчика Л. Хрущева стал предметом специального рассмотрения на заседании Политбюро, которое оставило приговор в силе.

Между прочим, впоследствии Н. С. Хрущев за сына отомстил и Г. К. Жукову. Нам, авторам, известно от ряда ответственных работников ЦК партии и крупных военачальников, что, став Первым секретарем ЦК, Хрущев потребовал от Министра обороны страны Жукова представить летчика Леонида Хрущева к званию Героя Советского Союза. На это Жуков резко возразил, что предателей не представляет к боевым наградам, тем более к высокому званию Героя. Скомкав наградной лист, бросил его в сторону Хрущева. Этот случай послужил своего рода поводом наряду с другими причинами на октябрьском (1957 года) Пленуме ЦК партии для снятия Г. К. Жукова с поста Министра обороны СССР и обвинения его в бонапартизме, отрыве армии от партии. И это несмотря на то, что в свое время именно Жуков помог Хрущеву избавиться от Берии.

Для того чтобы внести ясность в вопрос о роли Сталина в Великой Отечественной войне, необходимо рассмотреть обвинения, предъявленные ему как Верховному Главнокомандующему. Это позволит осветить и ряд проблем самой Великой Отечественной войны.

Следует начать с предвоенных лет, так как деятельность Сталина в Великой Отечественной войне уходит своими корнями в предвоенные годы. Именно Хрущев в своем докладе на XX съезде партии обвинил Сталина в том, что-де он не сумел подготовить страну к войне, к отпору агрессору.

Хрущев уверял делегатов съезда в том, что были «и время и возможности… чтобы хорошо подготовить страну к обороне», что «наша промышленность находилась на таком уровне развития, что она была в состоянии полностью обеспечить Советскую Армию всем необходимым». Но мобилизации «промышленности своевременно проведено не было. И с первых же дней войны обнаружилось, что наша армия вооружена плохо, что мы не имеем достаточного количества артиллерии, танков и самолетов для отпора врагу. Советская наука и техника дали перед войной великолепные образцы танков и артиллерии. Но массовое производство всего этого не было налажено…» ( «Известия ЦК КПСС». М., 1989, № 3, с. 147).

Обвинения, выдвинутые Хрущевым, были более чем серьезны. Они касались не только Сталина. Речь шла о якобы провале программы подготовки страны к отпору агрессору, то есть о результатах работы десятков миллионов советских людей, о деятельности Советского правительства, о политике партии в предвоенные годы.

Рассмотрим, как же в действительности обстояло дело.

Прежде всего, следует зафиксировать бесспорный факт — партия, правительство, Сталин своевременно поняли, какую страшную военную опасность для нашей страны принес приход к власти фашистов в Германии. Они разоблачали агрессивный и реакционный характер нацизма, захватнические планы гитлеровцев. Уже в 1934 году на XVII съезде ВКП(б) было подчеркнуто, что фашизм вынужден будет прибегнуть к войне, что в этой тревожной международной обстановке СССР будет стоять «твердо и непоколебимо на своих мирных позициях, борясь с угрозой войны, борясь за сохранение мира, идя навстречу тем странам, которые стоят так или иначе за сохранение мира, разоблачая и срывая маску с тех, кто подготовляет, провоцирует войну» (XVII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б). М., 1934, с. 13).

Партия, правительство, Сталин приняли меры к тому, чтобы довести до сознания народа наличие этой угрозы и мобилизовать все его силы на свершение грандиозных дел строительства и укрепления нового общества. Этот факт зафиксирован в тысячах документов того времени.

В условиях надвигавшейся угрозы войны партия и правительство принимали решительные меры для того, чтобы переломить грозное развитие событий, сорвать возможность сговора мировых империалистических сил за счет СССР. Прикрываясь лозунгами борьбы против большевизма, советского коммунизма, Гитлер рассчитывал, что ему удастся привлечь на свою сторону Англию и США и, таким образом, направить все капиталистические страны на разгром Советского Союза. Однако получилось иначе. На одной стороне оказались Гитлер и Муссолини, а на другой — Сталин, Черчилль и Рузвельт. И это в условиях, когда двадцать лет формировалась антисоветская коалиция. Разве это не свидетельствует о И. В. Сталине как о талантливом политике, искусном дипломате? В истории нужно быть объективным.

Подтверждением этого является и заключенный в августе 1939 года пакт о ненападении с Германией. Пакт обеспечил нашей стране еще два года для подготовки к отпору фашистской агрессии. Заключение в 1941 году договора о нейтралитете с Японией спасло СССР от японской агрессии, а в конечном итоге от войны на два фронта. Вот почему заключение этих двух международных договоров было высшим достижением внешнеполитической стратегии Сталина и советской дипломатии.

Разумеется, советское руководство не питало иллюзий по поводу истинной сущности захватнической политики фашистской Германии. Сохранилось свидетельство присутствовавшего на советско-германских переговорах руководителя юридического департамента германского министерства иностранных дел Гауса. Он писал, что появившийся во время переговоров Молотова и Риббентропа Сталин, отвечая на вопрос последнего, заявил: «Не может быть нейтралитета с нашей стороны, пока вы сами не перестанете строить агрессивные планы в отношении СССР». Затем уточнил: «Мы не забываем того, что вашей конечной целью является нападение на нас» ( «Аргументы и факты». 1987, № 37).

Впоследствии Маршал Советского Союза Г. К. Жуков писал: «Что касается оценки пакта о ненападении с Германией в 1939 г., в момент, когда наша страна могла быть атакована с двух фронтов — со стороны Германии и со стороны Японии, — нет никаких оснований утверждать, что И. В. Сталин полагался на него. ЦК ВКП(б) и Советское правительство исходили из того, что пакт не избавил СССР от угрозы фашистской агрессии, но давал возможность выиграть время в интересах укрепления нашей обороны, препятствовал созданию единого антисоветского фронта» (Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления. Т. 1. М., 1990, с. 229). Такова оценка пакта о ненападении с Германией, сделанная одним из главных творцов победы над «третьим рейхом».

Не только борьба за продление мирной передышки, но и стремление обеспечить коренные геополитические потребности Советского Союза преследовались Сталиным в 1939 году при заключении с Германией договора о ненападении. Договор обеспечивал выход нашей страны на внешние рубежи, завоеванные предшествующими поколениями, и отодвигал западную границу от ее важнейших политических и экономических центров.

Задача обеспечения безопасности северо-западных рубежей государства была решена в зимней войне с Финляндией в 1939 — 1940 годах. Протяженность границы с Финляндией составляла более тысячи километров. От Ленинграда она проходила всего в 32 км. По существу, вторая столица страны, к тому же мощный центр оборонной промышленности, находилась в зоне артиллерийского огня противника. Не защищены были и морские подступы к Ленинграду. А в случае захвата Ленинграда там вполне могли создать альтернативное правительство, которое стало бы базой для развязывания гражданской войны. В опасной близости от границы находился и Мурманск, наш северный незамерзающий порт, и железная дорога, связывающая его с центральными районами страны. Это факты, с которыми в условиях нарастающей угрозы войны нельзя было не считаться. Поистине глубокий смысл имеет афоризм: «География — это судьба народа».

Советское правительство предлагало разрешить мирным путем вопросы взаимоотношений между СССР и Финляндией. В переговорах с финнами Сталин говорил: «Мы не требуем и берем, а предлагаем… Поскольку Ленинград нельзя переместить, мы просим, чтобы граница проходила на расстоянии 70 километров от Ленинграда… Мы просим 2700 кв. км. и предлагаем взамен более 5500 кв. км». Защищая прорубленное Петром Великим «окно в Европу», он заявлял: «Мы ничего не можем поделать с географией, так же как и вы ее не можете изменить» (Зимняя война 1939 — 1940. Кн. 1. Политическая история. М., 1998, с. 125, 371).

Однако поддерживаемое Германией и поощряемое Англией и Францией финляндское правительство отвергло мирный путь решения вставших вопросов. В ходе зимней войны 1939 — 1940 годов Красная Армия прорвала мощную, укрепленную на современный лад линию Маннергейма и продвинулась на запад от 25 до 200 км. Через три с половиной месяца после начала войны финская армия, которой помогали западные державы, была разгромлена. По подписанному мирному договору Финляндия уступила часть своей территории, обеспечивающей безопасность Ленинграда и северо-западной границы СССР. А главное — были сорваны замыслы ведущих капиталистических стран превратить советско-финляндскую войну в мировую войну против Советского Союза.

Несостоятельными оказались утверждения, будто эта война показала слабость Красной Армии. Нелишне напомнить, что незадолго до советско-финляндской войны Красная Армия одержала блистательные победы над японскими самураями в районе озера Хасан и реки Халхин-Гол.

Конечно, советско-финляндская война заставила сделать и определенные выводы военно-политического характера. Руководством страны были предприняты меры для повышения боеспособности Красной Армии и укрепления ее командных кадров. Эта война показала необходимость освобождения от методов гражданской войны. Это была современная война, и она требовала перестройки армии на современные методы ведения войны. Подводя итоги советско-финляндской войны на совещании при ЦК ВКП(б) начальствующего состава в апреле 1940 года, И. В. Сталин отмечал: «Вот этот культ традиции и опыта гражданской войны развит у людей и отнял у них психологическую возможность побыстрей перестраиваться на новые методы современной войны… А что такое современная война? Интересный вопрос — чего она требует? Она требует массовой артиллерии… Второе — авиация, массовая авиация… Дальше танки, третье, тоже решающее… Минометы, четвертое, нет современной войны без минометов… Дальше — автоматизация ручного оружия… Создание культурного, квалифицированного и образованного командного состава… Требуются хорошо сколоченные и искусно работающие штабы… Затем требуются для современной войны хорошо обученные, дисциплинированные бойцы, инициативные… Для современной войны нам нужны политически стойкие и знающие военное дело политработники… Вот все те условия, которые требуются для того, чтобы вести современную войну…» (Зимняя война 1939 — 1940. Кн. 2. И. В. Сталин и финская кампания. М., 1998, с. 278 — 280).

Несостоятелен и вывод Хрущева о том, что у Советского Союза были «и время и возможности… чтобы хорошо подготовить страну к обороне». Как раз именно времени для выполнения этой безмерно трудной задачи стране было отведено катастрофически мало, если не сказать, что его практически не было. Сталин не раз предупреждал, что нам необходимо пройти путь, который занял у других стран столетия, лет за десять или того меньше. Иначе нас могут смять и загубить дело социализма.

Хрущев умышленно разорвал связь времени с объемом и трудностью задач, которые предстояло решить. А только так можно судить о том, достаточным или недостаточным временем располагала страна. Лживо и его утверждение, что были «возможности хорошо подготовить страну к обороне, что наша промышленность «была в состоянии полностью обеспечить Советскую Армию всем необходимым».

Здесь налицо полное извращение действительности. Хрущев отлично знал, что к началу 30-х годов Советский Союз в экономическом отношении был отсталой страной (на целое столетие!), уступавшей развитым капиталистическим государствам, той же Германии. У него не было промышленности, способной в массовом количестве производить танки, самолеты, артиллерию и другую современную боевую технику.

В стране предстояло еще только создать мощную индустриальную базу, целые новые отрасли промышленности, построить тысячи заводов, фабрик, шахт. Шла борьба буквально за каждый день, чтобы страна как можно раньше получила продукцию вновь построенных предприятий. Предстояло поднять и создать современное сельское хозяйство, способное обеспечить промышленность сырьем, реконструировать транспорт, подготовить десятки тысяч новых инженеров и сотни тысяч квалифицированных рабочих, предстояло разработать и заложить в чертежи образцы новой военной техники, которая бы не уступала лучшим ее образцам, состоявшим на вооружении передовых армий капиталистических стран. Необходимо было подготовить и военные кадры, способные овладеть этой техникой и умело применить ее в боевых условиях, коренным образом преобразовать сами вооруженные силы, сделать их способными вести современную войну.

Так, директор Камминговского Центра по изучению России и Восточной Европы Тель-Авивского университета Г. Городецкий, разоблачая книгу Резуна «Ледокол», пишет: В предвоенные годы «Сталин яростно критиковал академии за их устаревшие методики преподавания, за то, что они не чувствовали суть современной войны. Он был преисполнен решительности создать современную армию» (Г. Городецкий. Миф «Ледокола»: Накануне войны. Пер. с англ. М.. 1995, с. 292).

Важное место в строительстве Красной Армии в предвоенные годы занимает проблема чистки ее рядов в 30-е годы. Здесь необходимо остановиться на одном важном аспекте этой проблемы. Долгое время, и в годы гражданской войны и в послевоенный период, во главе Красной Армии находился Троцкий. Ему принадлежала если не решающая, то важнейшая роль в формировании высшего командного состава армии, в выдвижении на руководящие посты командиров и комиссаров. Так сформировался в армии широкий слой лиц, обязанных в значительной мере Троцкому своей военной карьерой. При формировании этого слоя не последнюю роль играл и момент личной преданности Троцкому назначаемых лиц.

При непомерном властолюбии Троцкого, его стремлении играть высшую роль в партии и в государстве, это потенциально создавало угрозу бонапартистского варианта развития событий. Опасность обострялась болезнью Ленина, а затем и его смертью. Особенно это становилось угрожающим в связи с шаткой политической позицией Троцкого и его необузданным честолюбием. Напомним, что Ленин в своем политическом завещании охарактеризовал Троцкого, как небольшевистского деятеля. А это было чревато опасностью попытки с его стороны изменить политический строй страны, отходом от ленинизма.

В условиях развернувшейся ожесточенной дискуссии после смерти Ленина, наличия в стране многочисленных сторонников Троцкого, борьбы за преемственность власти, в условиях стремительно надвигавшейся угрозы войны вопрос о кадрах армии, за кем армия пойдет, приобретали особую остроту. Влияние Троцкого в армии было не только сильным, но и широким. Он был связан со многими из ее высших руководителей лично.

В 1939 году немецкий писатель Л. Фейхтвангер, посетив Москву, высказал такую мысль: «Раньше троцкисты были менее опасны, их можно было прощать, в худшем случае — ссылать… Теперь, непосредственно накануне войны, такое мягкосердечие нельзя было себе позволить. Раскол, фракционность, не имевшие серьезного значения в мирной обстановке, могут в условиях войны представить огромную опасность».

Определенную роль, подвигнувшую Сталина на проведение решительных мер, сыграло непрестанное хвастовство Троцкого, что армия при всех условиях поддержит его и пойдет за ним. В 1937 году на столе Сталина оказалась книга Троцкого «Преданная революция», в которой автор утверждал, что выражает не свои идеи, а говорит от имени огромного числа своих молчаливых сторонников в СССР. Этих сторонников больше всего могло быть в Красной Армии, которой он руководил в течение семи лет. Практически все тогдашнее руководство Красной Армии прошло через руки Троцкого, им отбиралось, назначалось, выдвигалось.

Известно, что многие из видных троцкистов признавали наличие заговорщических связей с военными кругами. Например, Н. Н. Крестинский в заключительном слове на процессе по делу антисоветского правоцентристского блока говорил: «В феврале 1935 года Пятаков сообщил мне, что между нами, троцкистами, правыми и военной группой Тухачевского состоялось соглашение о совместном совершении вооруженного переворота. С этого момента я несу ответственность не только за действия троцкистов, но и действия правых и за действия военных заговорщиков» (Цит. по: «Дуэль». 1998. № 37).

Необоснованные репрессии, естественно, не могут быть оправданы. Но необходимо помнить, что Троцкий и его окружение при поддержке зарубежных банков и правительств развернули бешеную кампанию травли Советского Союза и лично Сталина как его лидера. Известно, что когда во время советско-финляндской войны формировалось временное правительство во главе с О. В. Куусиненом, определенными кругами на Западе обсуждался вопрос о создании русского альтернативного правительства во главе с Троцким (См.: М. И. Семиряга. Тайны сталинской дипломатии. 1939 — 1941. М., 1992, с. 185). Это угрожало расколом в партии, распадом страны. Ведь Троцкий откровенно заявлял, что он желал бы разгрома СССР Германией. Все это объясняет, откуда у нас появились германские и прочие иностранные шпионы.

Для того чтобы глубже уяснить деятельность партии, советского государства, Сталина в предвоенные годы, составить представление об обстановке, в которой происходили глубочайшие преобразования в стране, необходим четкий ответ на вопрос: были ли враги нашего государства и партии вне и внутри страны, кто эти враги? Насколько они были опасны, была ли неизбежна борьба с ними? И если да, то по каким направлениям и в каких формах она должна была развернуться?

Это не праздный вопрос. В нем необходимо досконально разобраться, чтобы не потерять исторической перспективы. Ведь не случайно Хрущев на XX съезде партии, а затем и его последователи утверждали и продолжают твердить по сей день, что внутренних врагов ни у партии, ни у Советского государства, ни у Сталина не было. Что они порождены мнительностью, а то и сумасшествием Сталина. Так ли это?

При решении данного вопроса необходимо исходить из того факта, что в нашей стране в 30-е годы происходили глубочайшие социальные сдвиги, изменялись, а часто и ломались судьбы миллионов людей. Далеко не для всех они несли немедленные перемены к лучшему. Тысячи и тысячи воспринимали их как свою глубочайшую трагедию и готовы были отчаянно им противодействовать. Что было, то было. С этим приходилось, как с реальным фактом, считаться самым серьезным образом руководству страны. Объективные процессы создавали «пятую колонну» внутри страны, и она подталкивалась капиталистическим окружением к самым активным действиям.

Хрущев и его приспешники пытаются увести нас от понимания этой очевидности. Больше того, пытаются уверить, что было массовое сопротивление народа линии партии на индустриализацию и коллективизацию страны. Тем самым перечеркивается массовый героизм рабочего класса, трудового крестьянства и подавляющего большинства интеллигенции. Это примитивная ложь, опровергаемая фактами каждодневной жизни страны в 30-е годы. Но выдуманная ложь положена в основу возведенного фальсификаторами грандиозного здания о массовых репрессиях 1937 года и последующих лет. Она же лежит сегодня и в основе огульной реабилитации будто бы всех невинных.

Насколько грозным и опасным был внешний враг, вскрыла, и весьма наглядно, обрушившаяся на нас война. Подробно говорить об этом нет нужды. Объективное рассмотрение фактов свидетельствует и о том, как смертельно опасны были и внутренние враждебные силы, которые провоцировались капиталистическим окружением на самые жестокие и коварные формы борьбы. На истоках этой внутренней опасности, ее масштабах необходимо остановиться подробнее. А это непосредственно подводит к проблеме репрессий 30-х и последующих годов. Рассмотрим эти вопросы сначала в общей форме, а потом перейдем и к фактам.

Сталин не выдумывал своих врагов. Они были в реальной жизни и была суровая необходимость с ними бороться. Бороться во имя спасения страны, народа, социализма. Надвигавшаяся война отвела для этой борьбы минимальные сроки. Борьбу нельзя было отложить, нельзя было ее и затягивать. Враг в лице Гитлера и его капиталистических сообщников стоял у порога. Необходимо было спешить очистить страну от «пятой колонны».

Предстояла трудная, тяжкая, жестокая работа, но через это испытание необходимо было пройти. Понимая, что в карательные органы будут пытаться проникать и неизбежно проникнут враждебные силы, чтобы творить гнусное дело уничтожения преданных кадров, надо было идти на тяжкие издержки, неизбежные в этой работе, трагические ошибки, принимая на свои плечи тяжесть ответственности за допущенные просчеты и за судьбу невинных жертв.

Весь опыт истории показывает, что классовая борьба, особенно на переломных рубежах развития, жестока и беспощадна. В ее жернова попадают не только враги, но и невинные люди. Беспрецедентное, стремительное обогащение кучки людей в последние годы в нашей стране основано на геноциде народа, на его вымирании в чудовищных масштабах, достигающих полутора миллионов в год, на разграблении плодов труда многих поколений советских людей. В этом воплощено проявление классовой борьбы на современном этапе. Не видеть этого — значит быть слепым. «Демократическая» пропаганда делает все, чтобы затмить эти факты, сокрыть их от народа. С дьявольской настойчивостью она пытается скрыть и классовую сущность, историческую обусловленность репрессий 30-х годов.

Для того чтобы глубже разобраться в вопросе о репрессиях, необходимо рассмотреть по крайней мере три важнейших аспекта этой проблемы. Во-первых, необходимо четко определить — были ли репрессии обоснованы, направлены против лиц, свершивших тяжкие государственные преступления, понесли ли эти лица заслуженную кару. Или репрессии были обрушены на невинных людей, и жертвами стали сторонники социалистического государства рабочих и крестьян.

Это принципиальный вопрос и ответ на него имеет определяющее значение для суждения о правомерности или преступности самих репрессий. Хрущевым, его последователями, современными «демократами» он извращен и запутан до последней степени. Нельзя жалеть никаких усилий для того, чтобы установить истину в этом вопросе. Слишком много с ним связано в прошлой истории страны, да и ныне его решение без преувеличения имеет судьбоносное значение для самих основ идеологической и нравственной жизни и перспектив развития нашего общества.

Вторая важнейшая сторона проблемы репрессий — их масштабы. Здесь царит полнейшая вакханалия цифр и чудовищных вымыслов. Приводятся цифры, преувеличенные до невероятных размеров, далеко выходящие за рамки элементарного здравого смысла. И наряду с этим проводится линия на полное игнорирование, умышленное, можно сказать, тотальное замалчивание официальных, достаточно достоверных данных, имеющихся на этот счет. «Демократами» широко растиражированы рассуждения о том, что по самой своей сути не могло быть в 30-е годы столь широкого отступничества от дела социализма и не могло быть такого предательства в высших эшелонах партийной и государственной власти со стороны старых большевиков. Это подается как истина, не требующая доказательств. Однако опыт последующих лет начисто отвергает обоснованность этих рассуждений. Нельзя сбрасывать со счетов наш недавний трагический опыт перестройки и реформ, когда руководящее ядро партии — генсек Горбачев, члены Политбюро Яковлев, Шеварднадзе, кандидат в члены Политбюро Ельцин и другие — выступили как предатели дела социализма, разрушители великой страны. Нельзя забывать, что многие из руководящих кадров партии и государства пошли по их преступному пути.

Эти события и их тяжелейшие последствия для судеб страны и народа развернулись на наших глазах. Почему же теперь мы должны априори исключать реальность такого предательства со стороны отдельных тогдашних деятелей на раннем этапе истории советского государства? И вслед за «демократами» отрицать необходимость и неизбежность в те 30-е годы проведенных репрессий, которые были законно направлены на пресечение их антигосударственной, антисоветской деятельности. Учет этих уроков истории должен присутствовать при рассмотрении проблемы репрессий.

Теперь остановимся, хотя бы в общих чертах, на третьей стороне проблемы репрессий — соответствовала ли суровость наказания достижению главной цели, спасению страны в условиях стремительно надвигавшейся угрозы истребительной войны. Были ли оправданы и необходимы суровые меры проводившихся репрессий? Прежде всего нужно установить, против каких преступлений они были применены. Тяжесть вины должна соответствовать, вытекать из тяжести преступления.

Ни Хрущев, ни его последователи не смогли опровергнуть непреложные факты, свидетельствующие, что и в 30-е и в последующие годы в нашей стране взрывались шахты, сжигались хранилища зерна, пускались под откос составы с людьми и грузами, шли в услужение немецким оккупантам полицаи и каратели, и они предавали и убивали советских людей. Ведь все это совершалось конкретными людьми. Смешно утверждать, что это были только единичные случаи. Десятки тысяч фактов подтверждают, что это проявление классовой борьбы.

Как на это была обязана ответить власть, защищающая интересы и целостность государства, интересы народа и социализма в условиях надвигавшейся, а потом и шедшей войны? Ведь до этого Сталин долгие годы вел дискуссии со своими оппонентами по важнейшим вопросам судеб страны и партии. Убедить их отказаться от борьбы, вредительства, террора не удалось. Можно ли было власти ответить на их тягчайшие преступления некими полумерами? Могли ли они принести необходимый результат? В высшей степени это сомнительно. Нужно считаться и с тем, что только жестокие формы возмездия могли устрашить оголтелых врагов, заставить их отказаться от подрывной деятельности. Террор против врагов являлся мерой защиты. Представляется, что эти соображения необходимо учитывать при рассмотрении проблемы репрессий.

В конечном итоге и троцкисты, и бухаринцы выродились в злейших врагов Советского Союза, подвизавшихся на службе иностранных разведок.

Они были тесно связаны с германским фашизмом, готовившим войну против СССР. И троцкисты, и бухаринцы активно занимались вредительством, диверсиями, шпионажем, организацией террористических актов против руководителей нашей страны. Их разгром являлся важнейшим условием победоносного строительства социализма в Советском Союзе и позднее — победы в Великой Отечественной войне.

Есть необходимость остановиться еще на одной стороне этого принципиально важного вопроса, а именно на так называемом деле маршала Тухачевского. Огромную роль в деле Тухачевского и его сторонников сыграли секретные документы, присланные Сталину президентом Чехословакии Бенешем о наличии заговора в Советском Союзе. Последний (как и эксперты МИДа, службы безопасности и внешней разведки этой страны) были абсолютно уверены в их подлинности. Над Чехословакией в то время нависла угроза агрессии фашистской Германии, и Бенеш был заинтересован в укреплении мощи своего союзника СССР, в предотвращении готовящегося в стране военного переворота.

Имеются многочисленные свидетельства того, что не только Бенеш и Сталин, но и многие ведущие и хорошо информированные государственные деятели Запада в 1937 году, да и в последующие годы, рассматривали обвинительные доказательства, выдвинутые на процессах 1937 года, как обоснованные и истинные.

Черчилль в своих мемуарах «Вторая мировая война» по этому поводу пишет: «Осенью 1936 года президент Бенеш получил от высокопоставленного военного лица Германии уведомление, что, если он хочет воспользоваться предложением фюрера, ему следует поторопиться, так как в России в скором времени произойдут события, которые сделают любую возможную помощь Бенеша Германии ничтожной.

Пока Бенеш размышлял над этим тревожным намеком, ему стало известно, что через советское посольство в Праге осуществляется связь между высокопоставленными лицами в России и германским правительством. Это было одним из элементов так называемого заговора военных и старой гвардии коммунистов, стремившихся свергнуть Сталина и установить новый режим на основе прогерманской ориентации. Не теряя времени, президент Бенеш сообщил Сталину все, что он мог выяснить. За этим последовала беспощадная, но, возможно, небесполезная чистка военного и политического аппарата в Советской России и ряд процессов в январе 1937 года, на которых Вышинский столь блестяще выступал в роли государственного обвинителя… Русская армия была очищена от прогерманских элементов, хотя это и причинило тяжелый ущерб ее боеспособности… Сталин сознавал, чем он лично обязан Бенешу, и Советское правительство было воодушевлено сильным желанием помочь ему и его оказавшейся под угрозой стране противостоять нацистской опасности». (У. Черчилль. Вторая мировая война, т. 1. М., 1955, с. 266, 267).

Характерно, что первые сведения, поступившие о заговоре Тухачевского, были восприняты советской стороной с недоверием. Исследовавший обстоятельства «дела Тухачевского» историк из ФРГ И. Пфафф пишет: «Из категорических и кратких формулировок в записях, содержавшихся в канцелярии президента, как кажется, даже явствует, что первые две беседы с Александровским, 22 и 24 апреля, сопровождались возбужденными дискуссиями между советским посланником, который стремился опровергнуть обвинения против Тухачевского как абсурдные, и Бенешем, которому не удалось поколебать эту уверенность посланника, и что Александровский лишь 26 апреля и 7 мая капитулировал перед «обличающим материалом», предоставленным ему Бенешем».

Далее Пфафф пишет, что сведения, полученные от Бенеша, обсуждались на заседании Политбюро 24 мая 1937 года и из принятого там решения «можно по меньшей мере в общих чертах обрисовать обвинения против Тухачевского и других генералов. «Заговорщики» якобы планировали «во взаимодействии с германским генеральным штабом и гестапо… в результате военного переворота свергнуть Сталина и Советское правительство, а также все органы партии и Советской власти, установить… военную диктатуру». Это должно было быть произведено с помощью антикоммунистического «национального правительства», связанного с Германией и имевшего целью осуществить убийство Сталина и его ведущих соратников, «предоставить Германии за ее помощь особые привилегии внутри Советского Союза» и сделать «территориальные уступки Германии… на Украине», уже не говоря о расторжении союзов с Парижем и Прагой. Все это должно было бы произойти под лозунгом создания «национальной России», которая находилась бы под сильной военной властью».

И. Пфафф ссылается на документы, которые свидетельствуют, что Бенеш проинформировал о заговоре Тухачевского не только Сталина. Уже 8 мая он сообщил французскому премьер-министру о заговоре советского главного командования. А через два дня просил при осуществлении французских «связей с советским Генеральным штабом соблюдать максимальную осторожность, поскольку члены руководства советского Генерального штаба поддерживают подозрительные контакты с Германией». В конце июня 1937 года французский посол в Лондоне сообщил в Париж, что английское правительство получило информацию из надежного источника о секретных переговорах между германским генеральным штабом и советскими военными руководителями. В сентябре 1937 года Бенеш информировал о заговоре Тухачевского американского посланника в Праге. ( «Военно-исторический журнал». 1988, № 11, с. 49, 50, 51, 54; № 12, с. 65).

Вполне очевидно, что в деле Тухачевского и его сообщников документы, присланные президентом Бенешем Сталину, сыграли важнейшую роль. Однако Хрущев на XX съезде партии умолчал об этих документах. Когда же слухи о наличии их просочились и стали будоражить общественность, он упомянул о них только через шесть лет на XXII партсъезде как о мелкой безделице. Вновь делегаты съезда были лишены возможности ознакомиться с содержанием этих документов. Объективной экспертизы этих документов не проведено до сих пор, политические же спекуляции продолжаются.

При экспертизе документов о деятельности Тухачевского, видимо, целесообразно учесть следующее свидетельство В. Шелленберга: «В свое время утверждалось, что материал, собранный Гейдрихом для дискредитации Тухачевского, состоял большей частью из заведомо сфабрикованных документов. В действительности же подделано было не больше, чем нужно для заполнения некоторых пробелов. Это подтверждается тем, что весьма объемистое досье подготовили и представили Гитлеру за короткий промежуток времени — в четыре дня» (Цит. по: Ю. Мухин. Путешествие из демократии в дерьмократию и дорога обратно. М., 1993, С.199).

Анализируя материалы по поводу Тухачевского и его группы, один из руководителей советской разведки генерал П. А. Судоплатов пишет: «Даже те из историков, которые горят желанием разоблачить преступления Сталина, не могут не признать, что материалы дела Тухачевского содержат разного рода документальные свидетельства относительно планов перетасовок в военном руководстве страны… Уголовное дело против Тухачевского целиком основывалось на его собственных признаниях, и какие бы то ни было ссылки на конкретные инкриминирующие факты, полученные из-за рубежа, начисто отсутствуют» (П. А. Судоплатов. Разведка и Кремль. М., 1997, с. 103, 104).

Решение вопроса о лояльности армии было тогда неотложной задачей, и решать ее можно было только проведением радикальных, широкомасштабных мер, путем очищения армии от сторонников Троцкого. С точки зрения и внутриполитической и укрепления обороноспособности страны в условиях надвигавшейся войны задача чистки армейских кадров выдвигалась как срочная, безотлагательная необходимость. Хотя это была, бесспорно, крайне болезненная и в определенной степени опасная задача.

И все же проводившаяся в армии чистка была необходимым актом. Она укрепляла обороноспособность страны, в корне подорвала троцкистское влияние в Вооруженных Силах, очистила их от изменнических и шпионских элементов. Так, английский посол У. Сидс сообщал в Лондон 6 июня 1939 года:
«а) Красная Армия в настоящее время предана режиму и будет, если получит приказ, вести войну как наступательную, так и оборонительную;
б) она понесла тяжелые потери в результате «чисток», но будет серьезным препятствием в случае нападения…»
(Зимняя война 1939 — 1940. Кн. 1. Политическая история. М., 1998, с. 103). На сохранившуюся боеспособность Красной Армии указывали в донесениях из Москвы военные атташе Франции, а также США.

Через несколько дней после нападения Германии на СССР посол США в Советском Союзе в 1936 — 1938 годах Джозеф Дэвис, отвечая на вопрос «а что вы скажете относительно членов «пятой колонны» в России?», сказал: «У них нет таких, они их расстреляли». И продолжил: «Неожиданно передо мной встала такая картина, которую я должен был ясно видеть еще тогда, когда был в России. Значительная часть всего мира считала тогда, что знаменитые процессы изменников и чистки 1935 — 1939 годов являются возмутительными примерами варварства, неблагодарности и проявления истерии. Однако в настоящее время стало очевидным, что они свидетельствовали о поразительной дальновидности Сталина и его близких соратников».

Касаясь этих же вопросов уже в 1943 году, по сообщению американской газеты «Канзас-Сити таймс» от 26 мая, Дж. Дэвис заявил, что процессы в Москве имели своим результатом то, что «у немцев не оказалось «пятой колонны», чтобы оказать им содействие в осуществлении вторжения в Россию» ( «Диалог». 1996. № 10, с. 72).

Ныне называют огромное число репрессированных и особенно расстрелянных в 1937 — 1938 годах командиров и политработников армии и флота. Так, А. Солженицын утверждает: «Только от террора коммунистического режима против собственного народа мы потеряли до 60 миллионов» (Цит. по: «Советская Россия». 1998. 24 декабря). Некая литературная критикесса А. Альбац считает, что уничтожено было 66 миллионов человек. Отдельные авторы, в том числе и историки, доводят эту численность даже до 80 и более миллионов человек. При этом игнорируются официальные данные и документы. Например, согласно переписи численность населения СССР на 17 января 1939 года составляла 170 467 186 человек. Спрашивается, откуда же могли взяться эти десятки миллионов?

Изучив доклады о работе Военной коллегии Верховного суда СССР и военных трибуналов, которые направлялись представителем Военной коллегии Верховного суда в ЦК ВКП(б), СНК СССР и НКО СССР, заместитель председателя Военной коллегии Верховного суда Российской Федерации генерал-майор юстиции А. Т. Уколов и подполковник В. И. Ивкин сообщают следующие сведения. За контрреволюционные преступления были судимы лица высшего, среднего и младшего командного и начальствующего составов, а также рядового состава по годам: 1936 год — 925 человек, 1937 год — 4079, 1938 год — 3132, 1939 год — 1099 и 1940 год — 1603 человека. По данным Архива Военной коллегии Верховного суда СССР к высшей мере наказания в 1938 году были приговорены 52 военнослужащих, в 1939 году — 112 и в 1940 году — 528 военнослужащих. «Проведенный анализ судебной статистики, — заключают они, — позволяет сделать вывод о том, что число жертв политических репрессий в РККА во второй половине 30-х годов примерно в десять раз меньше, чем приводят современные публицисты и исследователи. Более точные масштабы репрессий против командно-политического состава армии и флота можно установить после изучения архивных документов внесудебных органов, которые должны храниться в архивах Министерства безопасности РФ (бывшего КГБ СССР)». ( «Военно-исторический журнал». 1993, № 1, с. 57, 59).

Проведенная в 50 — 80-х годах огульная реабилитация «жертв» этих репрессий не только не устранила «белые пятна» прошлого, но, напротив, еще больше запутала все эти вопросы, подчинив их рассмотрение сугубо пропагандистски-политическим целям сначала «перестройщиков», а затем и «демореформаторов».

Есть все основания утверждать, что репрессии, проводившиеся в СССР в 30-х годах, не были продуктом произвола. Они были фактором социальных отношений и инструментом укрепления мощи и обороноспособности молодого советского государства.

В 30-е годы дело шло о коренных преобразованиях страны, занимавшей одну шестую часть земной суши, о преобразованиях эпохальных масштабов, об утверждении и развитии нового социально-политического строя в СССР. И это имело решающее значение как внутриполитическое, так и общемировое. Они, эти преобразования, должны были привести в конечном итоге к кардинальным сдвигам в соотношении сил между нарождающимся социализмом и существующим капитализмом в мировом масштабе. И это необходимо было совершить в течение десятилетия. Хрущев умышленно умолчал о всем этом, о грандиозности задач, решавшихся в предвоенные годы. К сожалению, ложь Хрущева с трибуны XX съезда партии была покорно проглочена делегатами съезда.

Может быть, нами допущено преувеличение масштабов свершений, намеченных и осуществленных в стране в предвоенные годы? И прав Хрущев? Нет. То, что было создано в эти годы, было воплощено в тысячах построенных заводов и фабрик, в преобразовании сельского хозяйства, в миллионах людей, овладевших новыми профессиями, в десятках тысяч произведенных танков, самолетов, воплощено в созданной кадровой, современной армии, вооруженной новой боевой техникой. Все это невозможно вычеркнуть из реальной жизни страны.

Заслуживает внимательного отношения мысль, высказанная Председателем СКП-КПСС и Международного комитета «За союз и братство народов» О. С. Шениным: «Возмущаться тем, что Сталин выполнил главную задачу так, как это только и было возможно в той конкретной обстановке, может лишь интеллигентский чистоплюй, подменяющий анализ конкретной ситуации пустопорожними абстрактными рассуждениями. Ему репрессии Сталина кажутся только бесчеловечностью и варварством. Он не понимает, что в конкретных условиях того периода логика борьбы вынуждала Сталина идти на такие жертвы, которые воспитанному на абстракциях «интеллигенту» кажутся жестокостью, и что любой из проявивших себя к тому времени «умных интеллигентов» выполнил бы задачу сохранения завоеваний Октября хуже, чем Сталин, а вернее всего не выполнил бы ее вовсе» ( «Гласность». 1999, 30 января).

Сколько-нибудь объективный исследователь не может не признавать этого. И правда, хотя и с огромным трудом, пробивается сквозь ложь. Но правду невозможно найти в «демократической» прессе. Иногда она прорывается за рубежом. Так в книге «Влияние второй мировой войны на Советский Союз», изданной в Нью-Йорке в 1995 году, констатируется: «Вторая мировая война показала жизненную силу экономического и государственного строя, созданного большевиками в 30-е годы, и самой партии. Они (большевики) доказали это, пройдя через самые, какие только можно представить, тяжелейшие испытания… маловероятно, чтобы эта страна смогла выстоять при какой-либо иной системе». (С. 71, 286. См. «Гласность». 1997, № 8).

Совершенно не соответствует действительности и утверждение Хрущева о том, что мобилизации «промышленности своевременно проведено не было». Факты свидетельствуют: все пятилетние планы составлялись с расчетом на максимально возможное использование всех ресурсов страны и борьба за их претворение в жизнь велась с предельным напряжением сил. Партию не смутил огромный объем предстоявшей работы, предельно сжатые сроки, имевшиеся для ее выполнения. Не остановили и вопли оппозиции о невозможности выполнить эту работу в отсталой стране, что Советский Союз обречен на разгром и гибель.

Работа началась без раскачки и сразу максимально высокими темпами по всем намеченным направлениям. XVI, XVII и XVIII съезды партии констатировали, что все больше нарастает угроза войны и со всей решительностью потребовали сосредоточить усилия партии и народа на укреплении обороноспособности страны. На базе первого и второго пятилетних планов развития народного хозяйства были разработаны и осуществлены пятилетние планы строительства Красной Армии. В этих планах предусматривалось перевооружение в массовом масштабе вооруженных сил новейшими образцами военной техники, создание новых технических родов войск.

Выполнение первой пятилетки военного строительства позволило разработать в 1933 году второй пятилетний план строительства Красной Армии. Его основной задачей являлось обеспечение советским Вооруженным Силам превосходства над капиталистическими армиями по всем решающим средствам борьбы: авиации, танкам и артиллерии.

Создатель знаменитой 76-мм пушки В. Г. Грабин пишет в книге «Оружие победы»: «Хрущев сказал, что мы не готовились к войне. А я все свои пушки сделал до войны. Но если бы послушали Тухачевского, то их бы не было. Я попросил Тухачевского выставить на смотре нашу пушку. Тот наотрез отказался. Тогда я сказал, что заявлю в Политбюро. На смотре Сталин ознакомился с данными о нашей «желтенькой», затем обратился ко мне и стал задавать вопросы. Его интересовали дальность стрельбы, действие всех типов снарядов по цели, бронепробиваемость, подвижность, вес пушки, численность орудийного расчета, справится ли расчет с пушкой на огневой позиции и многое другое. Я отвечал коротко. Эта пушка оказалась самой лучшей в войну. Сталин сказал 1 января 1942 года: «Ваша пушка спасла Россию…» Так ковалось оружие победы в эпоху И. В. Сталина».

Опираясь на экономические и социальные преобразования, произошедшие в стране, за 1935 — 1936 годы был осуществлен переход от смешанной территориально-кадровой системы к единому кадровому строительству армии. Стремительно возрастал численный состав Красной Армии. Если в 1933 году в ней было 885 тысяч человек, то уже к первому января 1938 года ее общая численность составляла 1 513 400 человек. (50 лет Вооруженных Сил СССР. М., 1968, с. 196-198).

Разве эти факты не свидетельствуют о том, что партией, правительством, Сталиным были приложены неимоверные усилия, чтобы повысить оборонную мощь страны? Советские Вооруженные Силы прошли огромный путь в своем развитии. Борьба шла за каждую тонну металла, руды, угля, нефти, за каждый танк и самолет. Авиационная промышленность работала по суточному графику с ежедневным отчетом перед ЦК ВКП(б) о выпуске самолетов и моторов по каждому заводу. С января 1939 года по 22 июня 1941 года Красная Армия получила от промышленности около 18 тыс. боевых самолетов, из них 2,7 тыс. новых типов, более 7 тыс. танков, но КВ и Т-34 лишь 1864. С мая 1940 года до начала войны орудийный парк вырос более чем в полтора раза. В 1941 году более чем втрое по сравнению с предыдущим годом повысился выпуск боеприпасов. (Вторая мировая война. Краткая история. М., 1984, с. 103-104). Это позволило коренным образом перевооружить Красную Армию. За всеми этими процессами стоял самоотверженный труд миллионов советских людей, гигантская фигура Сталина, его огромная энергия, правильность выбранного партией курса.

В показаниях, данных на Нюрнбергском процессе, И. Риббентроп признавался, что «Гитлер считал величайшим достижением Сталина создание Красной Армии» (И. фон Риббентроп. Мемуары нацистского дипломата. Смоленск, 1998. С. 359).

Вместе с тем нельзя забывать, что военная промышленность СССР все еще находилась в состоянии технического перевооружения. Заводы с большим трудом осваивали серийный выпуск военной техники. В 1940 году было выпущено только 64 истребителя Як-1, 20 истребителей МиГ-3, 2 пикирующих бомбардировщика Пе-2, 115 танков Т-34. Штурмовики Ил-2 и истребители ЛаГГ-3 до 1941 года вообще не выпускались ( «Военно-исторический журнал». 1998, № 3, с. 3). Сама жизнь с предельной убедительностью показала, какое огромное значение для судьбы страны, становления ее военно-промышленного комплекса, выпуска новейших видов вооружения, освоения их войсками имели те почти два года мирной передышки, которые мы получили по договору с Германией в 1939 году.

«Как же можно забывать обо всем этом? Как можно сбрасывать со счетов всю ту огромную работу, какая проводилась партией и правительством накануне войны по подготовке страны и армии к отпору врагу? — спрашивал генерал армии С. М. Штеменко и отвечал: — Другой вопрос, что из-за недостатка времени нам не удалось в полном объеме решить вставшие перед нами задачи, такие, например, как формирование механизированных корпусов и новых авиационных полков, оборудование укрепрайонов в новых приграничных районах и другие… Страна не могла к июню 1941 года полностью оснастить войска новым оружием и техникой, в силу чего не все советские дивизии были укомплектованы и многие из них испытывали недостаток этого вооружения, боевых машин, транспорта, средств связи, а возможности старого оружия и военной техники отставали от тех требований, которые предъявляла война»
(С. М. Штеменко. Генеральный штаб в годы войны. Кн. 1. М.. 1981, с. 27-28).

Особенно поражает грандиозность свершений, выполненных в предвоенное десятилетие, в сопоставлении с тем гниением и страшным упадком, который переживает наша страна в десятилетие правления «перестройщиков» и «демореформаторов». Величие предвоенных лет особенно контрастно в сопоставлении с тотальным разрушением российской армии, происходящим на наших глазах. Это не «реформирование», а гибель армии России и с ней самой страны. Без сильной армии в современных условиях огромное по территории государство, обладающее богатейшими природными ресурсами, существовать не может. Оно в своем бессилии будет по кускам растерзано не только крупными хищниками (такими как США, Германия, Япония), но и мелкими, такими как Пакистан, Афганистан. С Чечни процесс уже начался. Деятели, ныне стоящие во главе Российского государства, или не понимают этого, или умышленно идут по этому пути.

Вернемся в 30-е годы. Лимит времени, отпущенного стране, как шагреневая кожа, катастрофически сужался. В Европе бушевала война. Ни одно из значительных европейских государств, которым пришлось испытать силу удара германской военной машины, не смогло устоять против разбойничьих действий вермахта. В 28 дней была разгромлена Польша; в 45 дней — Франция: в несколько недель была завоевана Норвегия. Столько же времени потребовалось гитлеровцам на порабощение и разграбление Балкан. Ни один политик, ни даже сами гитлеровцы не ожидали такого стремительного развития событий.

Война, как дамоклов меч, нависла над СССР. А далеко еще не все удалось сделать для подготовки Советского Союза к отпору фашистскому агрессору. Сталин отчаянно боролся за продление мирной передышки, идя на огромный риск. Его расчетам в этом отношении не суждено было оправдаться.

Германия пошла на роковой для себя шаг. Стремительный рост мощи социалистического государства ставил для нее под вопрос возможность завоевания территории не только на Востоке, но и на Западе. Но правящие круги Германии, опьяненные легкостью побед в Европе, не мыслили отказаться от своих завоевательных планов и пошли на риск войны на два фронта. Это было авантюрой. В конечном итоге она привела к разгрому третьего рейха.

Да, в предвоенные годы не все необходимое удалось сделать. И в имевшееся время сделать все было невозможно. Это не значит, что не было ошибок, просчетов и неудач в гигантской работе, развернутой в стране. Они в таком огромном деле были неизбежны. Ведь за истекшие двадцать лет в мире, по существу, появилась во многом новая страна. Но неоспорим общий итог, имевший решающее значение для судьбы не только нашего государства, но и для всего мира, — подвиг советского народа в предвоенные 30-е годы обеспечил создание мощного фундамента обороноспособности социалистической державы, проложил путь к нашей победе над фашистскими агрессорами. Без подвига 30-х годов не было бы победоносного 1945 года.

Крайне важно пробиться через горы лжи до сознания людей, чтобы ими было осмысленно, прочувствовано сердцем величие дел, совершенных в стране в 30-е годы. Что в этих делах воплощен подвиг народа, его гений, его самоотверженное служение Родине, социализму. И в те годы была заложена возможность выстоять в надвигавшихся страшных испытаниях. То, о чем здесь говорится, оставаясь на позициях честности и исторической правды, опровергнуть невозможно.

Но может быть был другой путь спасения страны от военного разгрома и можно было избежать угрозы надвигавшейся войны? Может быть, партия и Сталин неправильно оценивали обстановку и неоправданно требовали предельного напряжения сил и жертв со стороны народа?

История подтвердила, что оценка была правильной. Над страной, над самим существованием Советского государства, над физическим существованием нашего народа нависала смертельная угроза. И развязка приближалась со стремительной быстротой. Оправданны ли, правомерны ли были в этих условиях примененные средства, требовавшие огромных жертв от народа? Угрозу можно было отразить, только создав мощные, современные Вооруженные Силы, имеющие на вооружении десятки тысяч самолетов, танков, артиллерийских орудий, хорошо подготовленную к современной войне армию и ее командный состав.

Очевидно и то, что создать мощные Вооруженные Силы можно было только на базе индустриализации страны. Так же стоял вопрос о коллективизации. Первая мировая война показала, что сельское хозяйство России оказалось неспособным удовлетворить нужды фронта. А надвигавшаяся новая война несла еще более суровые испытания. Необходимо было не только поднять продуктивность сельского хозяйства, но также обеспечить крепость тыла страны. Наличие широкого слоя кулацких элементов заведомо не гарантировало этой устойчивости. Колхозный строй выдержал испытания войны, в необходимом объеме обеспечил потребности фронта и тыла для достижения победы.

Но все же, может быть, можно было искать другие пути для обеспечения безопасности страны? Со всей определенностью нужно сказать — нет, таких возможностей не было. Германский фашизм и его союзники непоколебимо шли курсом войны, добиваясь сокрушения социалистического государства и истребления советского народа. Это была их генеральная линия, и никакими уступками свернуть их с этого курса было невозможно. Рассчитывать на помощь Англии, Франции, США также не было никаких оснований. Курс СССР на создание коллективной безопасности и обуздание агрессоров был сорван. Ныне рассекреченные документы показывают, что правительства этих стран стремились направить агрессию Германии на восток. Подталкивали ее на это. Да, уже первые операции второй мировой войны показали их неспособность оказать отпор германскому вермахту.

Справедливо пишет общественный деятель Ю. Белов: «Именно перед реальной угрозой военного нападения на СССР Сталин сознательно пошел даже на более ускоренные темпы индустриализации, чем предполагали пятилетние планы. Пошел и на ускоренные темпы коллективизации, справедливо опасаясь разгула мелкособственнической (мелкобуржуазной) стихии при сохранении многочисленных индивидуальных крестьянских хозяйств. Индустриализацию он перевел на рельсы мобилизационной экономики — война стояла у порога… За годы, чуть более десяти лет, СССР при Сталине прошел путь индустриализации, на что Западу потребовалось сто и более лет. Социалистическая индустриализация стала порукой Великой Победы. Мы спасли не только себя, но и все человечество от чумы фашизма, что записано в скрижалях мировой истории» ( «Советская Россия». 1998, 26 февраля).

Советский Союз мог рассчитывать только на свои силы. Это в большой степени определяло жесткость тех средств и методов, которыми партия была вынуждена проводить индустриализацию и коллективизацию, повышать боеспособность и надежность армии, крепость тыла.

Да, это были суровые годы предельного напряжения сил народа и чрезвычайных мер. В ходе титанической борьбы тех лет, конечно, были допущены трагические ошибки, крупные просчеты. Их необходимо объективно исследовать, извлечь необходимый опыт. При всем этом нельзя не признать, что главная, неимоверно трудная цель — подготовка страны к отражению агрессии — была на решающих, важнейших направлениях достигнута. Страна была спасена от разгрома, а советский народ — от истребления. Этого итога, этого результата при рассмотрении политики партии и Советского государства в предвоенные годы не видеть нельзя, он главный.

Задача состоит в том, чтобы на основе строго научного, честного анализа определить, что было правильным в политике партии и государства, какие ошибки и злоупотребления были допущены, какой опыт должен быть из этого извлечен и как этот опыт может быть использован ныне для вывода нашей страны из глубочайшего кризиса. В нравственном отношении опыт поколения 30-х годов тоже имеет огромное значение, поскольку он позволяет судить о смысле жизни, титаническом труде, деятельности миллионов советских людей, отдавших все для спасения Отечества и превративших его в могучую социалистическую державу. Жизнь требует, чтобы к этой задаче подходили люди с чистой совестью, чтобы они не исходили из мелких шкурнических интересов приспособленчества.

Необходимо остановиться еще на одной сложной, важной и очень болезненной проблеме предвоенного времени, которая оказала трагическое воздействие на начальный период Великой Отечественной войны. Речь идет о том, каким образом, в силу каких причин Германии удалось добиться внезапности нападения на нашу страну. Хрущев сознательно оглупил этот вопрос. Свел его персонально к «тупости» Сталина, его неспособности прислушаться к донесениям разведки. По проторенному им пути пошла и «демократическая» пропаганда.

На XX съезде партии Хрущев вообще отрицал сам факт внезапности нападения Германии на СССР. Он уверял, что это «совершенно не соответствует действительности». ( «Известия ЦК КПСС». 1989, № 3, с. 146). Что предостережения о грозящей опасности «Сталиным не принимались во внимание. Больше того, от Сталина шли указания не доверять информации подобного рода с тем, чтобы-де не спровоцировать начало военных действий… Несмотря на все эти чрезвычайно важные сигналы, не были приняты достаточные меры, чтобы хорошо подготовить страну к обороне и исключить момент внезапности нападения» (Там же. С. 146-147). Итак, «блестящая» логика — внезапности нападения не было, но внезапное нападение было! А ведь именно так утверждалось в докладе.

Хрущев умышленно умолчал о том, что Сталину шел и другой поток информации, отрицавший возможность нападения Германии в июне 1941 года, и что подавляющее большинство в высшем военном руководстве и ближайшее окружение Сталина придерживались этой точки зрения. Что Германия нападет, сомнения не было. Речь шла только о сроках этого нападения. И на этом фоне развертывалась борьба за то, чтобы как можно дальше оттянуть начало агрессии Германии.

Полностью ответить на запутанный вопрос, как на самом деле Сталин относился к развединформации о надвигающейся угрозе, стало бы возможным только после анализа секретного архива Политбюро ЦК партии и личного архива Сталина. Эти документы находятся в архиве Президента Российское Федерации и доступ к ним практически закрыт. К тому же что-то оказалось в США.

Сейчас нет возможности установить, хотя бы в количественном отношении, сколько поступало от разведорганов правдивой информации о подготовке Германии к нападению на СССР, а сколько дезинформации, хотя последней было более чем достаточно. В частности, разведка НКГБ стала жертвой дезинформационной операции работавшего на гитлеровцев О. Берлингса (кличка «Лицеист»). А он считался ценным источником. Через него шла дезинформация о подготовке вторжения Германии в Англию, о верности Германии договору 1939 года и др. Разоблачен «Лицеист» был только после окончания войны. Известные ныне документы свидетельствуют о том, что ряд поступавших донесений фактически дезавуировались самими руководителями разведведомств и старшими военачальниками. Вот факты, касающиеся этого вопроса.

Начальник разведывательного управления РККА генерал Ф. И. Голиков в докладе Сталину 20 марта 1941 года, изложив возможные варианты действий Германии в ближайшие месяцы, делает вывод: «1. На основании всех приведенных выше высказываний и возможных вариантов действий весной этого года считаю, что наиболее возможным сроком начала действий против СССР будет являться момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира. 2. Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, может быть, германской разведки».

А вот что докладывал Сталину 6 мая 1941 года народный комиссар Военно-морского Флота адмирал Н. Г. Кузнецов. Сообщая о полученном донесении, что 14 мая произойдет нападение Германии на СССР, он сделал вывод: «Полагаю, что сведения являются ложными и специально направлены по этому руслу, с тем чтобы проверить, как на это будет реагировать СССР».

14 июня нарком обороны С. К. Тимошенко и начальник Генштаба Г. К. Жуков были у И. В. Сталина с докладом о положении в западных военных округах, предложили привести войска в полную боевую готовность. На это Сталин заметил:

— Вы предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас все войска и двинуть их к западным границам? Вы понимаете, что это означает войну?

Сталин был прав: это неизбежно означало бы войну. К тому же он не без основания считал, что войск в западных округах немало. В этом его уверял Тимошенко.

Все же выдвижение войск из внутренних военных округов, начатое ранее, было ускорено. Было дано указание командующим округами вывести с 21 по 25 июня фронтовые управления на полевые командные пункты. Было приказано маскировать аэродромы, воинские части, важные военные объекты, окрасить в защитный цвет танки, рассредоточить авиацию.

21 июня Берия, имевший мощный разведочный аппарат в своем ведомстве, писал Сталину: «…Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня «дезой» о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР. Он сообщил, что это «нападение» начнется завтра».

В такой обстановке у Сталина могла появиться уверенность, что в ближайшее время война не начнется и удастся сохранить мир для советского народа, хотя бы на 1941 год. Тем же, кто за происшедшее 22 июня 1941 года пытается однозначно возложить обвинение на Сталина, надо бы прислушаться к суждению маршала Жукова. Он пишет: «В период назревания опасной военной обстановки мы, военные, вероятно не сделали всего, чтобы убедить И. В. Сталина в неизбежности войны с Германией в самое ближайшее время и доказать необходимость провести несколько раньше в жизнь срочные мероприятия, предусмотренные оперативно-мобилизационным планом». «Полагаю, — считал маршал Василевский, — что Сталин не один несет ответственность перед Родиной за крайне неудачное развитие войны в первые ее месяцы. Эта ответственность лежит и на других. Пусть в меньшей мере, но ее несут нарком обороны и руководящие лица Генерального штаба того времени. Они в силу своего высокого положения и ответственности за состояние Вооруженных Сил должны были не во всем соглашаться со Сталиным и более твердо отстаивать свое мнение». Авторы книги считают, что мнение маршала А. М. Василевского исторически объективно.

Оценивая позицию Сталина накануне нападения Германии, необходимо учитывать следующее обстоятельство. Сталин в своих решениях не мог и не должен был учитывать одни только военные факторы. Заблаговременное развертывание вооруженных сил до начала войны, безусловно, было выгодно в военном отношении. Но далеко не всегда это бывает возможным осуществить по политическим соображениям. Мобилизация, а тем более весь комплекс мероприятий по стратегическому развертыванию вооруженных сил, всегда считались равносильным началу состояния войны и поворот назад, к мирному положению, в таком случае очень трудно осуществим. Опыт первой мировой войны был еще свеж в памяти.

Это понимал Сталин, этого опасался и, надеясь на возможность оттяжки срока начала войны с Германией, предпринимал максимум усилий (как теперь видно, не во всем достаточных), чтобы не переступить последней черты. К тому же не все было ясно в связи с полетом Р. Гесса в Англию. Возможно, Сталин опасался создания единого германского и англо-американского блока против СССР. Исключать такое развитие событий в то время было нельзя.

Что касается известного сообщения ТАСС от 14 июня 1941 года, в котором извещалось, что публикуемые за рубежом сообщения о приближающейся войне между СССР и Германией не имеют оснований, то в нем нельзя видеть только одну отрицательную сторону. Это была не только попытка остановить скатывание Германии на путь войны с СССР, оттянуть начало войны, навязывая Германии переговоры. Оно преследовало и цель показать мировому общественному мнению, что если война начнется, то кто является агрессором. С явным неудовольствием это поняли и в третьем рейхе. Так, в дневнике Геббельса 15 июня 1941 года появляется запись: «Опровержение ТАСС оказалось более сильным, чем можно было предположить по первым сообщениям. Очевидно, Сталин хочет с помощью подчеркнуто дружественного тона и утверждений, что ничего не происходит, снять с себя все возможные поводы для обвинений в развязывании войны» ( «Военно-исторический журнал». 1997, № 4, с. 36).

Критики Сталина умышленно обходят вопрос о чрезвычайной сложности и запутанности предвоенной ситуации, о коварной возне, которую вела международная реакция вокруг возможной войны Германии с СССР. Умалчивают о важнейшем значении того, какая сложится не только военная, но и политическая обстановка, в которой война развернется. Сталин был обязан учитывать все эти факторы, и возможность просчета была весьма велика. Крайне важно было сочетать величайшую осторожность по отношению к возможным провокациям со стороны правящих кругов империалистических держав со строжайшей бдительностью, чтобы не позволить им застигнуть страну врасплох.

Правящими кругами Германии с целью достижения вероломного внезапного нападения заранее была разработана и последовательно проведена в жизнь целая система политических, дипломатических и военно-стратегических мероприятий по маскировке готовящегося удара. До второй мировой войны история не знала столь изощренных, широких по своим масштабам усилий по обеспечению внезапности нападения.

Это было вызвано рядом причин. В военной области они заключались в том, что внезапные удары заранее подготовленной армии вторжения, основу которой составляли танковые и моторизованные соединения, поддержанные крупными силами авиации, в корне меняли характер начальных операций. Позволяли с самого начала войны захватить стратегическую инициативу, нанести максимальный урон главным группировкам противника, сорвать мобилизацию и мероприятия по стратегическому развертыванию, внести дезорганизацию в работу военных и государственных инстанций. То есть добиться результатов, решающим образом предопределяющих дальнейший ход и даже исход вооруженной борьбы.

В действиях немецкой стороны по дезинформации Советского Союза наиболее эффективными оказались три ложные версии, планомерно и настойчиво осуществлявшиеся в предвоенные месяцы.

— Перегруппировка войск на Восток представлялась как широкий маскирующий маневр с целью скрыть подготовку вторжения в Англию.

— Концентрация войск на советско-германской границе будто бы проводилась с целью оказания нажима на Советский Союз для того, чтобы добиться от него уступок. Войны с СССР, мол, не будет до тех пор, пока не будет разгромлена Англия и полностью исчезнет опасность войны на два фронта. Советскому Союзу будет в начале предъявлен ультиматум и, следовательно, в расчеты германской стороны не входит задача достижения внезапности нападения.

— Усиление войск вермахта на востоке представлялось как стремление надежно обеспечить в военном отношении свой тыл во время вторжения в Англию от возможного удара Советской Армии.

Вот как некоторые из этих мероприятий по дезинформации выглядели в немецких планах, рассчитанных по дням. Верховное командование вермахта (ОКВ) в директивах от 15 февраля и 12 мая 1941 года указывало, что с целью введения противника в заблуждение следует в период с 15 февраля по 14 марта поддерживать версию о том, что Германия еще не решила, где ей начать новое военное наступление. Во второй период, с середины апреля, когда передвижение немецких войск на восток скрыть будет уже невозможно, было дано указание представить сосредоточение сил как величайший в истории дезинформации маневр, имеющий целью отвлечь внимание от последних приготовлений к вторжению в Англию.

Нашим разведчикам о директивах ОКВ по дезинформации не было известно, поскольку о них знал очень узкий круг лиц из высшего руководства Германии.

Несмотря на принятые немцами строжайшие меры маскировки, сосредоточение и развертывание войск вермахта в районах западной границы СССР советская разведка вскрыла своевременно и с достаточной полнотой. Более трудной оказалась задача раскрыть цели концентрации сил вермахта на востоке и предугадать те шаги, которые последуют со стороны Германии в ближайшее время. Следует признать, что дезинформационные акции немцев имели успех и оказали влияние на оценку советской стороной военно-политической обстановки и перспектив ее развития во временных рамках.

Правящим кругам Германии в этом вопросе сопутствовала удача. Геббельс имел основания сделать следующую запись в своем дневнике: «25 мая 1941 г. В отношении России нам удалось организовать великолепную дезинформацию. Из-за сплошных «уток» за границей уже больше не знают, что ложно, а что верно…» ( «Новая и новейшая история». 1994, № 6, с. 198).

Представляют интерес и записи в дневнике Геббельса, относящиеся к кануну нападения на СССР. Вот некоторые из них: «31 мая 1941 г. План «Барбаросса» разворачивается. Начинаем первую большую волну его маскировки. Необходимо мобилизовать весь государственный и военный аппарат. Истинное положение вещей известно очень немногим. 6 июня. Во всем мире говорят о предстоящем в скором времени заключении военного пакта Берлин-Москва. 14 июня. Английское радио уже заявило, что наше выступление против России — это блеф, за которым скрывается наша подготовка к вторжению. 18 июня. Маскировка наших планов против России достигла наивысшей точки. Мы настолько погрузили мир в омут слухов, что сами в них не разбираемся. Новейший трюк: мы намечаем созыв большой конференции по проблемам мира с участием России» ( «Военно-исторический журнал». 1997, № 4, с. 34, 35, 36).

В данном случае записи Геббельса не носят следов предвзятости. Изучение недавно рассекреченных документов английской разведки показывает их обоснованность. Документы свидетельствуют, что по крайней мере до конца мая 1941 года английская разведка «твердо придерживалась мнения, что размещение немецких войск на Востоке было прелюдией к переговорам с Советским Союзом». Объединенный комитет по разведке (ОКР) впервые обсудил вопрос вероятности войны лишь 23 мая. Но и тогда он сделал тот же вывод: «наиболее вероятным курсом является сотрудничество… Если несколько недель назад по всей Европе наибольшее распространение получили слухи о надвигавшемся нападении Германии на СССР, то сейчас дело обстоит противоположным образом. Есть некоторые признаки, дающие основание предполагать, что новое соглашение между двумя странами, может быть, уже почти готово» (Цит. по: Г. Городецкий. Миф «Ледокола»: Накануне войны. Пер. с англ. М., 1995, с. 259).

В 1940 году в Москве вышла книга комбрига Г. С. Иссерсона «Новые формы борьбы. Опыт исследования современных войн». Он с поразительной точностью, почти пророчески описал ту военную и сложнейшую психологическую ситуацию, которая сложилась для нашей страны через год, весной и в начале лета 1941 года. Иссерсон писал, что мобилизация и сосредоточение войск агрессором будут осуществляться незаметно и постепенно: «В тех или иных размерах о сосредоточении становится известно, однако от угрозы войны до вступления в войну всегда остается еще шаг. Он порождает сомнение, подготовляется ли действительно военное выступление или это только угроза. И пока одна сторона остается в этом сомнении, другая, твердо решившаяся на выступление, продолжает сосредоточение, пока наконец на границе не оказывается развернутой огромная вооруженная сила. После этого остается только дать сигнал, и война сразу разражается в своем полном масштабе» (с. 30).

Если одни историки и писатели обвиняют Сталина в том, что он не прислушался к предупреждениям о сроках нападения фашистской Германии на СССР, то другие историки и писатели вслед за В. Резуном (Суворовым) — автором провокационных книжек «Ледокол», «День М» — обвиняют Сталина в подготовке плана превентивного нападения на Германию. При этом указывают, будто это наступление должно было начаться 12 июня 1941 года, а после полета Р. Гесса в Англию якобы перенесено было на 15 июля 1941 года. Сообщают, что для войны с Германией из имевшихся 303 дивизий выделялось 247, что уже в 1942 году Красная Армия должна была бы захватить Берлин. Подобные инсинуации не соответствуют действительности.

А действительность такова. В связи с обострением обстановки в конце мая 1941 года состоялось расширенное заседание Политбюро ЦК ВКП(б). Открывая его, Сталин заявил:

«…Мы можем подвергнуться внезапному нападению со стороны фашистской Германии… От таких авантюристов, как гитлеровская клика, всего можно ожидать, тем более что нам известно, что нападение фашистской Германии на Советский Союз готовится при прямой поддержке монополистов США и Англии. Англо-американская агентура делает в Германии все, чтобы как можно скорее бросить Германию на Советский Союз. Англо-американские империалисты рассматривают фашистскую Германию как ударную силу в борьбе против Советского Союза и демократического движения во всем мире. В этом мы убедились, еще когда анализировали политику англо-французских правящих кругов, направленную на срыв предложений о разоружении, внесенных Советским правительством в Лигу Наций, на отказ прекратить подлую провокационную политику так называемого невмешательства, возродившую германскую агрессию. Достаточно вспомнить, что накануне заключения нами договора с Германией о ненападении бывший британский премьер Чемберлен, со свойственным правящим кругам Англии лицемерием, делал все от него зависящее, чтобы подставить нашу страну под удар фашистской Германии» (И. В. Сталин. Соч. Т. 15. М., 1997, с. 20).

На расширенном заседании Политбюро с докладом о подготовке страны к обороне выступил начальник Генерального штаба Красной Армии генерал армии Г. К. Жуков. Он отметил неготовность всех родов войск и видов Вооруженных Сил к отражению фашистской агрессии, расценил как ошибочное предпринятое по инициативе Г. И. Кулика, Б. М. Шапошникова и А. А. Жданова разоружение укрепленных районов на старой (1939 года) границе. В заключение Сталин согласился оставить на разоружаемых участках не только пулеметы, но и часть артиллерийского вооружения.

12 июня 1941 года начальник личной разведки советского руководителя генерал-полковник А. М. Лавров доложил И. В. Сталину о концентрации гитлеровских войск и их союзников на западных границах СССР и предложил провести немедленную мобилизацию и усиление Красной Армии. На это Сталин заявил: «Объявить мобилизацию, говоришь? Но ведь это равносильно объявлению войны Германии с нашей стороны. Именно об этом мечтают англо-американские империалисты, делающие все, чтобы столкнуть Советский Союз с Германией. Я думаю, что полученное нами в апреле предупреждение Черчилля о германской агрессии против нас преследует эту же цель: заставить нас в связи с угрозой германского нашествия провести всеобщую мобилизацию и ввязаться таким образом в войну с Германией. Тем более что такой прецедент в истории уже был. В 1914 году Россия не объявляла войны Германии, она лишь объявила всеобщую мобилизацию» (И. В. Сталин. Соч. Т. 15, М., 1997, с. 49).

Писатель-драматург-историк Э. Радзинский, вольно обращающийся с историческими фактами, убеждает: дескать, в мае 1941 года Главное управление политической пропаганды Красной Армии направило директиву о воспитании личного состава в наступательном духе. Однако это не соответствует действительности. Директивы такой в войска не посылалось. А что касается воспитания командиров и бойцов в наступательном духе, уверенности в победе над агрессором, то это делается в любой армии.

В 1941 году Советский Союз не помышлял ни о каких упреждающих действиях. Ни 5 мая, ни 15 мая, ни позже никаких «секретных» директив о подготовке к «агрессивным действиям» не отдавалось. В период с 5 по 14 мая 1941 года всем западным военным округам наркомом обороны были поставлены задачи по разработке планов обороны государственной границы (ЦАМО, ф. 16 А, оп. 2951 сс, д. 237, лл. 33-47, 65-81).

Еще в течение 27 — 29 марта 1941 года Гитлер и Риббентроп четырежды заверяли японского министра иностранных дел Мацуоку, что они не верят в нападение со стороны Советского Союза ( «Военно-исторический журнал». 1991. № 5, с. 20). Немецкий генерал Ф. Гальдер в «Военном дневнике» 22 марта 1941 года записал: «Я не верю в вероятность инициативы со стороны русских». Посол Германии в СССР Шуленбург в апреле 1941 года докладывал Гитлеру: «Я не могу поверить, что Россия когда-нибудь нападет на Германию».

Советскому Союзу не было никакого смысла начинать войну, тем более летом 1941 года. СССР стремился выиграть время, чтобы лучше подготовиться к отражению фашистской агрессии, собрать урожай 1941 года.

Известно также, что даже после начала войны, подписывая директиву войскам, Сталин запретил армии переходить государственную границу СССР.

Все это доказывает, что у Сталина не было намерения начинать превентивную войну с Германией.

Когда стало известно, что значительные силы вермахта развертываются вдоль западной границы, Советское правительство и военное командование в первой половине 1941 года провели ряд крупных мероприятий, которые имели важное значение для повышения боевой готовности Вооруженных Сил СССР. Однако они оказались далеко недостаточными, а проводившаяся реорганизация и перевооружение бронетанковых и авиационных соединений привели к временному снижению их боеготовности.

В феврале 1941 года был принят план мобилизации, в соответствии с которым в округах и войсковых штабах в течение мая-июня были проведены некоторые мобилизационные мероприятия. К июню 1941 года численность вооруженных сил увеличилась до 5,3 миллиона человек. В мае — июне началась передислокация ряда дивизий и корпусов пограничных округов ближе к границе, было форсировано строительство укрепленных районов на территории Западной Украины и Западной Белоруссии. Однако и здесь не обошлось без ошибок: вооружение со старых укреплений было демонтировано, а на новых еще не установлено.

Во второй половине мая — начале июня начинается выдвижение на запад войск из внутренних военных округов. 14 — 19 июня командование приграничных округов получило указание вывести фронтовые управления на полевые пункты, а 19 июня — приказ о маскировке аэродромов, воинских частей и военных объектов. Флоты и флотилии получили указание повысить боевую готовность. Тем не менее в стратегическом развертывании западных пограничных округов была допущена задержка. Было допущено также запоздание с вводом в действие плана прикрытия.

Многие мероприятия по повышению боеготовности войск к началу войны завершить не удалось. Не была заблаговременно создана группировка сил, способная противостоять наступлению врага, не были отмобилизованы и развернуты органы войскового и оперативного тыла, а низкие транспортные возможности тыловых частей предопределили плохое тыловое обеспечение войск с первого же дня войны.

Особенно тяжелым по своим последствиям было запоздание с приведением в полную боевую готовность тех соединений приграничных военных округов и гарнизонов укрепленных районов, которые должны были вступить в сражение сразу же после вторжения врага. Это было в значительной мере связано с просчетом в оценке времени нападения Германии и боязнью спровоцировать немцев. Только в ночь на 22 июня пограничным округам была передана директива Наркомата обороны о приведении войск в боевую готовность. Она запоздала с поступлением в войска и характеризовалась нечеткой постановкой задач. Войска (кроме флота и соединений Одесского военного округа, принявших необходимые меры по инициативе наркома ВМФ и командующего ОдВО) не успели занять оборонительные позиции, сменить аэродромы, поднять самолеты в воздух, осуществить другие необходимые в той обстановке мероприятия.

Одна из причин создавшегося положения заключалась в том, что И. В. Сталин, возглавлявший руководство партии и страны, считал, что Германия не решится (пока ведет войну с Англией) нарушить заключенный с СССР пакт о ненападении, а развертывание ее войск на советской границе проводится с целью политического давления, чтобы добиться уступок от Советского Союза. Он рассматривал поступившие данные о подготовке германского нападения в июне как провокационные.

Стремясь оттянуть военное столкновение с Германией, чтобы использовать выигранное время для подготовки армии и страны к обороне, И. В. Сталин не давал согласия на приведение войск пограничных округов в полную боевую готовность, считая, что эти меры могут быть использованы правителями третьего рейха как предлог для развязывания войны. Маршал К. А. Мерецков вспоминал, что в беседе с ним в начале 1941 года «И. В. Сталин заметил, что пребывать вне войны до 1943 года мы, конечно, не сумеем. Нас втянут поневоле. Но не исключено, что до 1942 года мы останемся вне войны»! (К. А. Мерецков. На службе народу. М., 1968, с. 202).

Как писал Черчилль в своих мемуарах, Сталин в беседе о предвоенной обстановке сказал ему: «Мне не нужно было никаких предупреждений. Я знал, что война начнется, но я думал, что мне удастся выиграть еще месяцев шесть или около этого». (Сhurсhill W. Тhе Sесоnd Wоrld Wаr. Bоstоn, 1950, Vоl. III, р. 496).

Характерно и признание немецкого генерала З. Вестфаля в написанной в 50-е годы по заданию министерства обороны США статье «Война расширяется»: «Сталин, конечно, знал, что на его западной границе сосредоточиваются немецкие дивизии. Он знал, чем это было вызвано, и соответственно укреплял свои силы. Несмотря на это, Сталин до самого последнего момента надеялся, что до войны дело не дойдет. Таким образом, стратегически он был готов к наступлению немцев, начавшемуся в 3 часа 30 минут 22 июня 1941 г., но тактически оно застало его врасплох» (Роковые решения. М., 1956, с. 61).

Сталин видел неизбежность войны с фашистской Германией, однако был далек от реальности, когда речь шла о сроках ее возможного начала. Его тактика сводилась к тому, чтобы избежать ухудшения отношений с Германией, не дать ей предлога для нападения, втянуть Гитлера в переговоры для выигрыша времени. Курс Сталина на то, чтобы не допускать того, что могла использовать Германия как повод для развязывания войны, был оправдан историческими интересами Советского Союза. Но просчет его состоял в том, что он не увидел того предела, дальше которого такая политика становилась смертельно опасной. Такой предел необходимо было перейти и максимально быстро привести советские Вооруженные Силы в полную боевую готовность, осуществить мобилизацию. Немалая доля ответственности за то, что Красная Армия оказалась неподготовленной к отражению внезапного вторжения врага, лежит и на руководителях Наркомата обороны и Генерального штаба. Они не сумели сделать правильных выводов из создавшейся военно-политической обстановки и не осуществили неотложные меры по приведению вооруженных сил в боевую готовность.

При рассмотрении вопроса о просчетах политического и военно-стратегического характера И. В. Сталина накануне войны есть все основания учитывать мнение маршала Жукова, бывшего перед войной начальником Генерального штаба. Он пишет: «…Ошибки Сталина, безусловно, были, но их причины нельзя рассматривать изолированно от объективных исторических процессов и явлений, от всего комплекса экономических и политических факторов… Сопоставляя и анализируя все разговоры, которые велись Сталиным в моем присутствии в кругу близких ему людей, я пришел к твердому убеждению: все его помыслы и действия были пронизаны одним желанием — избежать войны или оттянуть сроки ее начала и уверенностью в том, что это ему удастся».

Такова горькая правда об ошибках, допущенных Сталиным и советским руководством в оценке возможного срока нападения Германии на нашу страну. Конечно, Сталин имел в виду и этот трагический просчет, когда говорил после войны 24 мая 1945 года: «У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941 — 1942 годах…»

Оценивая ситуацию кануна войны и принимавшиеся решения, нельзя сбрасывать со счетов ее крайнюю сложность и запутанность, изощренность тех методов политической, дипломатической, военно-стратегической маскировки, которые применяли гитлеровцы для скрытия готовящегося наступления. В военном искусстве Германии еще до начала второй мировой войны были наиболее полно разработаны формы и способы дезинформации и достижения внезапности действий, упреждения противника в стратегическом развертывании вооруженных сил. Они были весьма эффективно использованы (и еще более отточены) при нападении на европейские страны. Крупного успеха добился вермахт и при внезапном нападении на нашу страну. В практике второй мировой войны это не был какой-то исключительный, из ряда выходящий случай. Жертвами внезапного нападения вермахта были Польша, Дания, Норвегия, Бельгия, Голландия, Франция, Англия, Греция, Югославия. А на другом конце света — США, потерявшие значительную часть своего военного флота при внезапном ударе Японии по Пёрл-Харбору.

Что же, дело сводилось к тому, что в каждой из этих стран сидел свой Сталин, сосредоточивший в своих руках всю власть, не понимавший обстановки и не способный принять соответствующих мер? Но почему-то эти руководители не поносятся, над ними не издеваются в этих странах.

И все же, пожалуй, наибольшей наглости и беспардонности ложь Хрущева и «демократов» достигла в вопросе деятельности Сталина в первые часы и дни Великой Отечественной войны. В этом вопросе ложь прокламируется уже без всякой оглядки на действительные факты. Хрущев на XX съезде партии утверждал: «После первых неудач и поражений на фронтах Сталин считал, что наступил конец. В одной из бесед в эти дни он заявил:

— То, что создал Ленин, все это мы безвозвратно растеряли.

После этого он долгое время фактически не руководил военными операциями и вообще не приступал к делам и вернулся к руководству только тогда, когда к нему пришли некоторые члены Политбюро и сказали, что нужно безотлагательно принимать какие-то меры для того, чтобы поправить положение дел на фронте» ( «Известия ЦК КПСС». 1989, № 3, с. 148-149). В другом месте доклада Хрущев утверждал: «Эти факты (несозыв Пленумов ЦК ВКП(б). — авт. ) говорят о том, насколько был деморализован Сталин в первые месяцы войны…» (Там же, с. 136).

Что же действительно происходило со Сталиным в первые дни и даже недели войны? Бросил ли он страну на произвол судьбы? Находился ли в полной прострации, был ли недееспособен и только «некоторые члены Политбюро» «приволокли» его к исполнению своих обязанностей и указали, что надлежит делать? Здесь не прямо, но звучит намек, что среди них был и Никита Сергеевич и только из скромности он об этом умалчивает.

Обратимся к фактам и свидетельствам работавших со Сталиным участников событий тех решающих дней.

Теперь не секрет, что И. В. Сталин во второй половине июня 1941 года был мучительно болен. В субботу, 21 июня, когда у него температура поднялась до сорока градусов, в Волынское (Ближнюю дачу) был вызван профессор Б. С. Преображенский, много лет лечивший И. В. Сталина. Осмотрев больного, профессор поставил диагноз — тяжелейшая флегмонозная ангина и настаивал на немедленной госпитализации. Однако И. В. Сталин наотрез отказался от больницы. При этом попросил Б. С. Преображенского на всякий случай не выезжать на выходной день из Москвы. И поставил условие, чтобы профессор о своем диагнозе никому не говорил.

В воскресенье, 22 июня, в 3 часа 30 минут нарком обороны С. К. Тимошенко приказал начальнику Генерального штаба Г. К. Жукову позвонить в Волынское И. В. Сталину и доложить, что немцы бомбят наши города, началась война.

Подойдя к аппарату, выслушав сообщение Жукова, Сталин отдал распоряжение:

— Приезжайте с Тимошенко в Кремль. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро.

Затем, вопреки строжайшему запрету профессора Б. С. Преображенского, И. В. Сталин вызвал машину и уехал в Кремль.

Через час, в 4 часа 30 минут, 22 июня в Кремле собрались вызванные члены Политбюро, а также Тимошенко и Жуков. Сталин открыл заседание Политбюро. Обратившись к В. М. Молотову. он сказал:

— Надо срочно позвонить в германское посольство.

В посольстве ответили, что посол граф фон Шуленбург просит принять его для срочного сообщения. Принять посла было поручено В. М. Молотову.

«Мы, — пишет Г. К. Жуков в книге «Воспоминания и размышления», — тут же просили И. В. Сталина дать войскам приказ не медля организовать ответные действия и нанести контрудары по противнику.— Подождем возвращения Молотова, — ответил он.

Через некоторое время в кабинет быстро вошел В. М. Молотов.

— Германское правительство объявило нам войну.

И. В. Сталин молча опустился на стул и глубоко задумался.

Наступила длительная, тягостная пауза.

Я рискнул нарушить затянувшееся молчание и предложил немедленно обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение.

— Не задержать, а уничтожить, — уточнил С. К. Тимошенко.

— Давайте директиву, — сказал И. В. Сталин. — Но чтобы наши войска, за исключением авиации, нигде пока не нарушали немецкую границу.

Трудно было понять И. В. Сталина. Видимо, он все еще надеялся как-то избежать войны. Но она уже стала фактом. Вторжение развивалось на всех стратегических направлениях» (Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления. Т. 2. М., 1990, с. 10).

В 7 часов 15 минут 22 июня И. В. Сталин подписал директиву Вооруженным Силам СССР об отражении гитлеровской агрессии.

В 9 часов 30 минут 22 июня И. В. Сталин в присутствии С. К. Тимошенко и Г. К. Жукова отредактировал и подписал указ о проведении мобилизации и введении военного положения в европейской части страны, а также об образовании Ставки Главного Командования и ряд других документов.

Утром 22 июня было принято решение, что в 12 часов с Заявлением Советского правительства к народам Советского Союза по радио обратится В. М. Молотов. И. В. Сталин, будучи тяжело больным, понятно, выступить с обращением к советскому народу не мог. Он вместе с Молотовым составлял Заявление.

В своих мемуарах Г. К. Жуков отмечает: «Говорят, что в первую неделю войны И. В. Сталин якобы так растерялся, что не мог даже выступить по радио с речью и поручил свое выступление В. М. Молотову. Это суждение не соответствует действительности»
(Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления. Т. 2. М., 1990, С.10).

И. В. Сталин о своем заболевании не сказал даже близким соратникам. Он понимал, что это сообщение в начале войны может деморализовать армию и народ. Вместе с тем он не хотел и доставлять радости врагу.

Вспоминая 22 июня 1941 года, Г. К. Жуков продолжал:

«Примерно в 13 часов мне позвонил И. В. Сталин и сказал:— Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, несколько растерялись. Политбюро решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного Командования. На Западный фронт пошлем Шапошникова и Кулика. Я их вызвал к себе и дал соответствующие указания. Вам надо вылететь немедленно в Киев и оттуда вместе с Хрущевым выехать в штаб фронта в Тернополь.

Я спросил:

— А кто же будет осуществлять руководство Генеральным штабом в такой сложной обстановке?

И. В. Сталин ответил:

— Оставьте за себя Ватутина.

Потом несколько раздраженно добавил:

— Не теряйте времени, мы тут как-нибудь обойдемся.

Я позвонил домой, чтобы меня не ждали, и минут через 40 был уже в воздухе. Тут только вспомнил, что со вчерашнего дня ничего не ел. Выручили летчики, угостившие меня крепким чаем с бутербродами»
(Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления. Т. 2. М., 1990, с. 13).

Лишь вечером 22 июня 1941 года И. В. Сталин возвратился в Волынское. Из-за нарыва в горле он ничего не ел. Тяжело больной И. В. Сталин приезжал работать в Кремль.

Приведем еще одну запись Г. К. Жукова:

«26 июня на командный пункт Юго-Западного фронта в Тернополь мне позвонил И. В. Сталин и сказал:— На Западном фронте сложилась тяжелая обстановка. Противник подошел к Минску. Непонятно, что происходит с Павловым. Маршал Кулик неизвестно где. Маршал Шапошников заболел. Можете вы немедленно вылететь в Москву?

— Сейчас переговорю с товарищами Кирпоносом и Пуркаевым о дальнейших действиях и выеду на аэродром.

Поздно вечером 26 июня я прилетел в Москву и прямо с аэродрома — к И. В. Сталину. В кабинете И. В. Сталина стояли навытяжку нарком С. К. Тимошенко и мой первый заместитель генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин. Оба бледные, осунувшиеся, с покрасневшими от бессонницы глазами. И. В. Сталин был не в лучшем состоянии.

Поздоровавшись кивком, И. В. Сталин сказал:

— Подумайте вместе и скажите, что можно сделать в сложившейся обстановке? — И бросил на стол карту Западного фронта.

— Нам нужно минут сорок, чтобы разобраться, — сказал я.

— Хорошо, через сорок минут доложите.

Мы вышли в соседнюю комнату и стали обсуждать положение дел и наши возможности на Западном фронте». Наши предложения, заключил Г. К. Жуков, «И. В. Сталиным были утверждены и тотчас же оформлены соответствующими распоряжениями»
(Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления. Т. 2. М., 1990, с. 34-35).

Будучи еще тяжело больным, И. В. Сталин 29 июня 1941 года дважды был в наркомате обороны и Генеральном штабе и отдавал соответствующие распоряжения.

29 и 30 июня он находился на даче, завершая работу над важнейшим постановлением СНК и ЦК партии об организации отпора фашистскому агрессору. 1 июля вернулся в Кремль и продолжил работу — подготовку к выступлению по радио с обращением к народу.

3 июля 1941 года Сталин выступил по радио с обращением к советскому народу, к бойцам Красной Армии и Военно-Морского Флота. Он рассказал суровую правду о сложившейся в первые дни войны тяжелой обстановке на фронте. В выступлении был дан глубокий анализ происходящих событий и определены задачи армии и народа по защите социалистического Отечества. Сталин призвал советских людей понять всю серьезность опасности, угрожавшей Родине, и отрешиться от настроений мирного времени. Он предупредил, что среди советских людей не должно быть благодушия, беспечности и паникерства, но не должно быть и страха в борьбе с коварным и сильным врагом. Он определил цели войны Советского Союза против фашистской Германии, указав, что эта война является великой войной всего советского народа против немецко-фашистских войск. «Дело идет, таким образом, — говорил Сталин, — о жизни и смерти Советского государства, о жизни и смерти народов СССР, о том — быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение» (И. В. Сталин. О Великой Отечественной войне Советского Союза. М., 1950, с. 13). Целью этой всенародной Отечественной войны является не только ликвидация опасности, нависшей над нашей страной, но и помощь всем народам Европы, стонущим под игом германского фашизма.

Вспоминая о силе воздействия речи Сталина 3 июля 1941 года на советских людей, поэт и писатель С. В. Михалков пишет: «Хотим мы сегодня признать или не хотим, но ведь именно его речь, начавшаяся словами «Братья и сестры!», в сорок первом вызвала невиданный энтузиазм у людей самых разных возрастов. Они пошли на призывные пункты добровольцами. Вера в слово — огромная вера, если произносит его авторитетный человек. А то, что Сталин был для миллионов авторитетной личностью, отрицать можно либо по скудоумию, либо по злому умыслу» ( «Гласность». 1998, № 5, с. 1).

Сталин призвал: «Все силы народа — на разгром врага! Вперед, за нашу победу!»

На защиту свободы и независимости Родины поднялись все — и старые участники гражданской войны, и молодежь непризывного возраста, люди всех национальностей, населявших страну. Все было подчинено нуждам фронта, делу победы. Этому была подчинена и деятельность Сталина.

В связи с утверждением Хрущева о якобы бездействии и параличе воли Сталина в первые месяцы войны целесообразно привести хотя бы две секретные шифрограммы Сталина в адрес Никиты Сергеевича в июле 1941 года. Текст одной из них от 10 июля гласит: «Ваши предложения об уничтожении всего имущества противоречат установкам, данным в речи т. Сталина (имеется в виду речь И. В. Сталина 3 июля 1941 г., где об уничтожении всего ценного имущества говорилось в связи с вынужденным отходом частей Красной Армии. — авт. ). Ваши же предложения имеют в виду немедленное уничтожение всего ценного имущества, хлеба и скота в зоне 100 — 150 километров от противника, независимо от состояния фронта. Такое мероприятие может деморализовать население, вызвать недовольство Советской властью, расстроить тыл Красной Армии, и создать как в армии, так и среди населения настроение обязательного отхода вместо решимости давать отпор врагу» ( «Известия ЦК КПСС». 1990, № 7, с. 207).

На следующий день, 11 июля 1941 года, последовала новая телеграмма Сталина: «Киев. т. Хрущеву. Получены достоверные сведения, что вы все, от командующего Юго-Западным фронтом до членов Военного совета, настроены панически и намерены произвести отвод войск на левый берег Днепра. Предупреждаю вас, что, если вы сделаете хоть один шаг в сторону отвода войск на левый берег Днепра, не будете до последней возможности защищать районы УРов на правом берегу Днепра, вас всех постигнет жестокая кара как трусов и дезертиров» ( «Известия ЦК КПСС». 1990, № 7, с. 209). Как говорится, комментарии излишни. Так кто же был растерян?

В самые тяжелые месяцы 1941 года Сталин всеми силами стремился организовать оборону страны. За каждым из принимавшихся Сталиным решений стояли сложнейшие проблемы, вопросы, требующие срочного действия, принятия неотложных мер. Ошибка в принятых решениях грозила тяжелыми последствиями. А помимо решений текущих неотложных дел, необходимо было тщательно анализировать стремительно изменявшуюся обстановку, правильно ее оценивать, продумывать перспективу развития событий, разрабатывать далеко идущие решения, определяющие судьбу войны и страны.

Мужество Сталина, его целеустремленность, энергия в борьбе за спасение Советской страны сыграли огромную роль. Были собраны воедино все силы народа и армии. В зародыше были погашены панические настроения, которые в условиях неудачно начавшейся войны могли вспыхнуть, разлиться потоком и тем самым погубить молодое Советское государство.

Способность Сталина сохранять спокойствие и твердость духа в самых трудных, критических ситуациях была одной из существенных черт его полководческой деятельности. «Мне представляется, — писал маршал И. Х. Баграмян, — что железное самообладание, исключавшее всякую нервозность и неуверенность в руководстве боевыми действиями войск в ходе войны, было одной из самых примечательных черт И. В. Сталина и благотворно отражалось на его военно-политической и полководческой деятельности» (И. Х. Баграмян. Так шли мы к победе. М.. 1977, с. 131).

Клеветники нашего прошлого пытаются доказать, что в Великой Отечественной войне народу не нужна была победа, что понесенные им огромные жертвы были бесполезны, стремятся затмить в сознании новых поколений тот факт всемирного значения, что воины Красной Армии проявили исключительное мужество и стойкость, спасли от гибели Россию, советский народ, социализм, что они принесли освобождение от фашистского рабства народам Европы и Азии, спасли человечество от страшной чумы XX века — фашизма. Эта победа круто изменила ход мировой истории в конце второго тысячелетия.

Палачи великого подвига народа пытаются внушить мысль, что во время войны командование не жалело человеческой крови и проложило путь к победе, завалив врага горами трупов. Что солдаты нашей армии были безвольной, безликой массой, тупо шедшей на убой под угрозой расправы комиссаров, СМЕРШа, заградительных отрядов. Ненавистью и злобой к советскому солдату, к советскому строю пропитаны иные интервью и роман «Прокляты и убиты» писателя В. П. Астафьева, да и публикации некоторых других маститых авторов. Пожалуй, нет такой грязи и лжи, которую не использовали бы клеветники, чтобы растоптать светлый образ советских людей.

Отрицательную позицию в этих вопросах лжедемократы обозначили предельно жестко. Лживая, ничем не обоснованная травля Сталина как Верховного Главнокомандующего приняла такие извращенные формы, что от нее дистанцируются честные западные историки. Перед нами книга американцев Д. Глантца и Дж. Хауса «Когда столкнулись титаны. Как Красная Армия остановила Гитлера», изданная в 1995 году в США. Авторы пишут: «Во время празднования 50-летней годовщины высадки союзников в Нормандии в 1994 году один американский журнал опубликовал на обложке фотографию генерала Дуайта Эйзенхауэра, одновременно наградив его титулом человека, победившего Гитлера. Если кто-либо и заслужил подобный титул, так это отнюдь не Эйзенхауэр, а Жуков, Василевский или, возможно, сам Сталин. Было бы правильнее сказать, что Красная Армия и многонациональное советское общество вынесли на себе львиную долю борьбы против Германии». Развивая эту мысль, авторы приходят к выводу, что Красная Армия была способна завершить войну и в том случае, если бы союзники не открыли второго фронта, что от 12 до 18 месяцев были бы необходимы советским вооруженным силам для разгрома врага и выхода на Атлантическое побережье Франции. (См. «Вопросы истории». 1996, № 8, с. 259).

Пропагандистские ухищрения Хрущева, его бешеные нападки на Сталина восторженно подхватили «демократы». Они лелеют хрущевское наследие, идут дальше по этому пути. Особое усердие ими проявляется в критике Сталина как Верховного Главнокомандующего. Вот одно из откровений их пропаганды. Некие А. Н. Мерцалов и Л. А. Мерцалова в злобной книжонке «Иной Жуков. Неюбилейные страницы биографии сталинского маршала» утверждают: «Порочное руководство войной было главным преступлением сталинизма» (М., 1996, с. 61). Так оценивается нынешними «демократами» деятельность верховного командования советскими Вооруженными Силами в победоносной Великой Отечественной войне Советского Союза. Они доходят до абсурда, до утверждения, что победа в войне была одержана армией вопреки деятельности Сталина как Верховного Главнокомандующего, что его руководство, мол, было не только вредно, но и преступно.

Попирается та истина, что на переломных этапах войны в руках полководца находится спасение или гибель Отечества, что он принимает решения, от которых зависит судьба миллионов людей. Впрочем, «демократы», поставившие целью разрушение великой державы, не могут не поносить, не издеваться над ее выдающимися государственными и политическими деятелями. Их суждения о Сталине как Верховном Главнокомандующем обусловлены их позицией по отношению к Великой Отечественной войне Советского Союза, позицией по отношению к Родине, которую защищала Красная Армия, которой отдал всю свою волю и весь свой талант Сталин.

Обычно много спекуляций идет якобы о панике, охватившей Москву в связи с прорывом к ней немецко-фашистских войск. Действительно, когда враг подошел к столице, 16 октября 1941 года Государственный Комитет Обороны СССР принял решение об эвакуации из столицы на восток ряда правительственных учреждений, крупных оборонительных заводов, научных и культурных предприятий и организаций. В Москве было введено осадное положение. В целом в городе соблюдался жесткий порядок, хотя и не обходилось без тревожной суматохи. Столица продолжала трудиться для фронта: заводы изготовляли автоматы, боеприпасы и другое оружие. Формировались и уходили на фронт новые батальоны и дивизии народного ополчения. Вокруг Москвы и в самой столице создавались дополнительные линии оборонительных заграждений. Из Мавзолея было извлечено тело В. И. Ленина и эвакуировано в тогда еще маленький сибирский город Тюмень. На Восток из столицы было вывезено большинство иностранных посольств и миссий.

В Москве действовали Ставка Верховного Главнокомандования и Главное Политическое Управление РККА. В метростанции «Кировская» работал узел связи Генерального штаба. На Старой площади функционировал аппарат Центрального Комитета ВКП(б). В Перхушкове, в 30 км от Кремля по смоленской дороге, находились штаб и командование Западного фронта. Из Сибири начали прибывать новые армейские корпуса.

Обстановку и настроение тех грозных дней прекрасно передал Константин Симонов в замечательном романе «Живые и мертвые».

Тем не менее отдельные авторы, подчас даже серьезные, пытались да еще и сейчас пытаются убедить легковерных читателей, будто И. В. Сталин приготовился тогда покинуть столицу. При этом одни утверждают, что якобы был подготовлен спецпоезд, и описывают, как-де прибыл на вокзал Сталин, а поезд подогнали с запасных путей за Абельмановской заставой. Другие не менее ярко описывают уже якобы заправленный спецсамолет «Дуглас». Третьи — как срочно заканчивается строительство специального бункера под Куйбышевым для Сталина.

Очевидцы, работавшие в те дни со Сталиным, утверждают, что он не собирался покидать Москву. Об этом пишет в своих записках его телохранитель А. Т. Рыбин. Личному шоферу А. Кривченкову Сталин сказал: «Остаюсь с русским народом в Москве. Пока я в Москве, враг не пройдет. Пройдут только через мой труп» (А. Т. Рыбин. Сталин предвидел. М., 1992, с. 9). То же говорил Сталин Жукову, находившемуся со штабом фронта в Перхушкове. А когда, опасаясь захвата немцами командного пункта, Жуков обратился к Сталину с просьбой о разрешении перевода своего командного пункта подальше от линии фронта, к Белорусскому вокзалу, Сталин твердо заявил: «Если Жуков перейдет к Белорусскому вокзалу, то я займу его место» (Ф. Чуев. Сто сорок бесед с Молотовым. М., 1991, с. 56). Что касается Куйбышева, то там, действительно, в октябре 1941 года находилась часть Советского правительства (Н. А. Вознесенский, некоторые наркомы).

Разные люди, в том числе даже очень заинтересованные в отъезде, свидетельствуют о твердой решимости Сталина остаться и отстоять Москву. Типичным был поступок известного солиста Большого театра С. Я. Лемешева. Он наотрез отказался эвакуироваться и, выйдя из машины у Казанского вокзала, убежденно заявил:

— А почему я, собственно, должен ехать в Куйбышев, когда Сталин находится в Москве? Нам надо здесь помогать фронту, открывать наш театр, а не стремиться в тыл.

В филиале Большого театра шли оперы и балеты, проводились концерты, на которых присутствовали фронтовики, спектакли ставились и в других театрах.

Надо признать, что тогда раздавались голоса и о возможности сдачи Сталиным Москвы. Мол, сдал же Москву Кутузов Наполеону, а затем победил. При этом авторы подобных допущений «забывали», что тогда столицей России был Петербург. Сталин знал то, что многие другие не знали, а именно то, что в случае захвата гитлеровцами Москвы против Советского Союза на Востоке немедленно выступает милитаристская Япония, а на юге — Турция, для СССР война сразу на двух, а то и на трех фронтах, без преувеличения, тогда грозила катастрофой.

А вот что свидетельствует такой авторитет, как Г. К. Жуков. Выступая в день своего 70-летия в Институте истории Академии наук СССР в 1966 году, он сказал, что ему иногда задают вопрос: как чувствовал себя Сталин в тревожный момент, когда враг подошел к столице, где находился в процессе битвы за Москву? «Надо сказать, — отмечал Г. К. Жуков, — что Сталин был серьезно встревожен создавшейся обстановкой в октябре месяце, особенно в период 7 — 25 октября. А когда нам удалось организовать оборону на линии Волоколамск — Можайск — Тула и удалось остановить наступающие части противника, Сталин был уверен в том, что врагу не удастся взять Москву, и он не покидал Москвы в процессе всего сражения и всей войны. Эта уверенность Государственного Комитета Обороны, который возглавлял Сталин, была продемонстрирована, как вам известно, парадами войск 7 ноября в Москве, Куйбышеве и в других районах» (Живая память. Ветераны войны и труда; верность Отечеству. 1945-1997. М., 1997, с. 13).

Кое-кто договаривается даже до того, что ни военного парада 7 ноября 1941 года, ни Сталина во время парада на Мавзолее Ленина не было. Был, мол, просто смотр войск, отправлявшихся на защиту столицы, на Зубовской площади. Все остальное якобы смонтировано на кинопленку для показа массам, чтобы убедить их в реальном присутствии Сталина в Москве.

Несмотря на близость фронта, 6 ноября 1941 года по традиции состоялось торжественное заседание Московского Совета депутатов трудящихся с партийными и общественными организациями города Москвы, посвященное 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. С докладом на заседании выступил Сталин. Он сказал, что война стала поворотным пунктом в развитии нашей страны, заставила перестроить всю нашу работу на военный лад. Война превратила нашу страну в единый и всеобъемлющий тыл, обслуживающий фронт, обслуживающий нашу Красную Армию, наш Военно-Морской Флот. Период мирного строительства кончился. Начался период освободительной войны с немецкими захватчиками. Сталин раскрыл первоочередные задачи великой освободительной войны за честь и свободу нашей Родины.

7 ноября 1941 года состоялся военный парад на Красной площади. И это в условиях охвата Москвы 51 дивизией немецко-фашистских войск, в составе которых было 1,8 миллионов человек, свыше 14 тысяч орудий и минометов, 1,7 тысяч танков, около 1,4 тысячи самолетов, то есть до 42 процентов людей и до 75 процентов танков, сосредоточенных на всем советско-германском фронте.

Участники этого исторического парада вспоминают, как они торжественным маршем прошли по убеленной снегом Красной площади, мимо Мавзолея Ленина, где на трибуне стояли Сталин, другие руководители партии и правительства.

В 8 восемь часов с последним ударом кремлевских курантов из ворот Спасской башни верхом на коне выехал Маршал Советского Союза С. М. Буденный. Генерал-лейтенант П. А. Артемьев доложил о готовности войск к параду по случаю 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Буденный объехал строй, поздравляя воинов с великим праздником. Фанфары проиграли сигнал «Слушайте все!». Затем Сталин спокойным, размеренным голосом произнес речь, которую закончил призывом:

«За полный разгром немецких захватчиков! Смерть немецким оккупантам!Да здравствует наша славная Родина, ее свобода, ее независимость!

Под знаменем Ленина — вперед, к победе!»

После торжественного марша войска уходили на фронт. Все 1418 военных дней Москва оставалась в сознании нашего народа символом непобедимости Отчизны, символом грядущей Победы. Весь мир смотрел с надеждой на Москву, веря в освобождение от фашистской тирании.

В битве под Москвой гитлеровская Германия потерпела первое масштабное поражение. Стало ясно, что изменился ход войны, что фашизм будет разбит. Нельзя не согласиться с мнением известного историка Ю. А. Полякова, высказанным в статье «Почему мы победили?» о том, что «…без сталинского авторитета в то время, без жесткой требовательности и дисциплины вряд ли удалось бы в условиях тяжелейших поражений, потерь, неудач удержать от развала государственную машину и всю страну. Это практическая сторона. Но есть и другая — психологическая. В военных условиях важен был Сталин как организатор, в руках которого сосредоточивались все бразды правления, а держал он их достаточно твердо. Однако не менее важен был Сталин как символ незыблемости государственной власти, твердости руководства, уверенности в победе, решимости одолеть врага, единства различных народов и различных слоев народа. Каждый, кто знаком с обстановкой первых месяцев войны, не станет отрицать значение выступлений Сталина 6 и 7 ноября 1941 года» ( «Свободная мысль». 1994. № 11, с. 74).

Ставка Верховного Главнокомандования, Сталин срочными мерами создали устойчивый фронт под Ленинградом. Была увеличена глубина обороны города за счет развертывания резервных армий на тыловых оборонительных рубежах. В Ленинград был направлен Г. К. Жуков. Еще в начале обороны города Сталин в письме к Жданову предписывал ни в коем случае не сдавать Ленинград, сообщая при этом, что фашисты готовятся, захватив его, создать там марионеточное правительство, затем обратиться к народу с призывом выступить против Советской власти. Тогда нам, подчеркивал Сталин, будет труднее. Планы фашистов были сорваны. Блокада Ленинграда, продолжавшаяся 900 дней, была прорвана.

Вопрос о стойкости советского руководства, способности нашего народа продолжать борьбу в тяжелейших условиях, сложившихся в начале Великой Отечественной войны, приобрел острейший международный характер. Он был напрямую связан с перспективой ее развития, с возможностью сокрушить натиск фашистской Германии и ее сателлитов. Поражение Советского Союза проложило бы путь к победе фашизма, к установлению мирового господства Германии, резко изменило бы ход мировой истории, грозило истреблением и порабощением сотен миллионов людей. Перспектива такого развития событий нависала страшной угрозой над человечеством. Поэтому миллионы людей связывали свои надежды именно с борьбой Советского Союза, с решимостью Сталина, его волей продолжать борьбу. Его позиции в этом вопросе придавалось огромное значение.

Руководящие круги во всех государствах мира следили за обстановкой, которая складывалась в Кремле, способна ли Красная Армия противостоять вермахту, не рухнет ли она под его ударами, как это произошло со многими армиями европейских стран.

Огромное внимание уделял этому вопросу и президент США Ф. Рузвельт. С целью узнать обстановку на месте, выяснить позицию советского руководства и лично Сталина он в конце июля 1941 года посылает в СССР своего ближайшего советника и сотрудника Г. Гопкинса. Вот как писал об этом решении Рузвельта в сентябре 1941 года американский журнал «Лайф»: «Официальной задачей визита Гопкинса было спросить у Сталина, что ему более всего необходимо от Соединенных Штатов, как долго он думает воевать и что он будет делать, если Япония станет более дерзкой. Но наиважнейшее поручение, данное Рузвельтом Гопкинсу, было — разнюхать, каковы решимость и возможности советских военных сил, возглавляемых Сталиным» (Цит. по: «Завтра». 1997, № 21).

29 июля Гопкинса принял Сталин. В отчете Рузвельту из Москвы Гопкинс со всей определенностью и убежденностью писал: «Я очень уверен в отношении этого фронта… Здесь существует безусловная решимость победить» (С. Н. Семенов, В. И. Кардашев. «Иосиф Сталин: жизнь и наследие». М., 1997, с. 296, 297). Мужеству Сталина многим обязано человечество.

Так обстояло дело в 1941 году. Но спустя полвека иную позицию в этом вопросе занимают некоторые «демократические» историки. Они выступают страстными сторонниками капитуляции нашей страны перед Германией. Те же Мерцаловы в книге «Иной Жуков», касаясь событий начала Великой Отечественной войны и выступления Сталина 3 июля, пишут: «Была ли альтернатива самому простому из всех «простых решений»? По крайней мере следует изучить, нужно ли было властям апеллировать к инстинктам граждан, а не к их сознанию, можно ли было воспользоваться готовностью влиятельных кругов Германии к миру с СССР в августе — сентябре 1941 г.». Нужно подчеркнуть, что в своей позиции капитулянтства Мерцаловы у нас в стране не одиноки. Еще более откровенен другой «светоч» демократии. Он пишет: «Лучше бы фашистская Германия в 1945-м победила СССР. А еще лучше бы — в 1941-м!» (См. «Советская Россия». 1997, 8 апреля).

Так пишут современные «демократы».

А вот, что писал великий советский композитор Д. Шостакович в письме, напечатанном в «Известиях» 4 июля 1941 года:

«Вчера я подал заявление о зачислении меня добровольцем в народную армию по уничтожению фашизма… Я иду защищать свою страну и готов не щадя ни жизни, ни сил выполнить любое задание, которое мне поручат. И если понадобится, то в любой момент — с оружием в руках или с заостренным творческим пером — я отдам всего себя для защиты нашей великой Родины, для разгрома врага, для нашей победы».Это были чувства, охватившие миллионы советских людей — от рядовых тружеников до гения.

Предлагая капитуляцию, мерцаловы, минкины и им подобные пишут о том времени, когда захваченная врагом территория страны была покрыта тысячами виселиц, десятки тысяч наших людей были расстреляны и гнили в рвах массовых захоронений, когда десятки тысяч пленных советских солдат подвергались истреблению и неслыханным издевательствам. Такой трактовкой проблемы подобные авторы осуждают и героическое сопротивление народов Европы, поднявшихся на борьбу с немецкими захватчиками. Даже самые горячие поклонники Гитлера в самой Германии воздерживаются от публичной декларации подобных «соображений».

«Демократические» толкователи истории не хотят признать (или делают вид, что не знают) азбучную истину: война — двусторонний процесс. «Забывают», с каким врагом нам пришлось вести войну. Что в его планах важнейшее место отводилось тотальным методам ее ведения, массовым зверствам в отношении к красноармейцам и мирному населению, подавлению ужасом их воли к сопротивлению. Что планировалось уничтожение десятков миллионов советских людей в «фабриках смерти» и превращение оставшихся в немецких рабов. Речь шла о судьбе нашей страны — быть ей или не быть.

О какой готовности «влиятельных кругов в Германии» к миру с СССР в августе — сентябре 1941 года пишут авторы? Что, они не знают, каким упоением побед на Востоке были охвачены правящие круги фашистской Германии? Им что, неизвестно, что такой видный представитель немецких военных кругов, как начальник генерального штаба сухопутных войск генерал Ф. Гальдер, захлебываясь от восторга, писал в своем дневнике 3 июля 1941 года: «Задача разгрома главных сил русской сухопутной армии перед Западной Двиной и Днепром выполнена… поэтому не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна в течение 14 дней». 8 июля 1941 года его новая запись в дневнике: «Непоколебимо решение фюрера сравнять Москву и Ленинград с землей, чтобы полностью избавиться от населения этих городов… Это будет «народное бедствие», которое лишит центров не только большевизм, но и московитов (русских) вообще» (Ф. Гальдер. Военный дневник. Т. 3, Кн. 1. 1971, с. 79, 101).

На каких условиях в этой обстановке наша страна могла пойти на капитуляцию? Что, мерцаловы и минкины не знают, какую участь готовил советскому народу Гитлер, разработчики плана войны против СССР, не знают о существовании плана «Ост», им неизвестны тысячи документов Нюрнбергского процесса? Десятки миллионов советских людей были обречены на истребление, а остальные на роль рабов немецких хозяев «тысячелетнего рейха». Трудно поверить в такую дремучую неосведомленность людей, лишивших себя исторической памяти. Но содержание подобных писаний, желают того или нет их авторы, подводит к выводу, что для них приемлема уготовленная гитлеровцами участь народам нашей страны.

Фальсификацией является и отрицание за великой Отечественной войной Советского Союза 1941 — 1945 годов характера Великой Отечественной войны Советского Союза.

Так, А. И. Солженицын в своих работах, в том числе в трехтомной «Публицистике» и других, Великую Отечественную войну Советского Союза 1941 — 1945 годов не называет ни Великой, ни Отечественной, она для него просто «советско-германская война» или что-то подобное. Больше того, он так заявляет о нашей победе над гитлеровской Германией: «Я еще не понимал (в войну), что нашими победами мы, в общем, роем себе тоже могилу, что мы укрепляем сталинскую тиранию еще на следующие тридцать лет». Называть Великую Отечественную войну «советско-германской войной» — значит извращать причины, характер и последствия Великой Отечественной войны Советского Союза 1941 — 1945 годов.

Для историка Ю. Н. Афанасьева Великая Отечественная война Советского Союза 1941 — 1945 годов не более, чем другая война. Но Великая Отечественная война Советского Союза 1941 — 1945 годов была не просто одной из войн XX столетия, это была война советского народа в защиту завоеваний Великой социалистической революции и социализма в Советском Союзе. Не понимать этого — значит также извращать причины и природу Великой Отечественной войны Советского Союза 1941 — 1945 годов.

Подобные авторы пишут, что война 1941 — 1945 годов была вовсе не Отечественной, а войной между «двумя тоталитарными режимами» и за ее развязывание «ответственность в равной мере» несут Гитлер и Сталин. Таким образом пытаются стереть коренную разницу между фашизмом как крайней формой реакционного империализма и социализмом как гуманным общественным строем, обеспечивающим социальную справедливость и равенство людей, воплощающим настоящее народовластие. Гитлер маниакально стремился к мировому господству, требовал уничтожения неарийцев, расово неполноценных людей, ради чего и развязал кровавую бойню. В навязанной войне Сталин отстаивал честь и независимость своей Родины, свободу народов других стран, боролся за утверждение мира на земле. Сталин разоблачил идеологию и практику нацизма, фашизма. Вот почему одним из самых недостойных приемов фальсификаторов истории, лжедемократов выступает стремление отождествить Сталина с Гитлером. Подобные упражнения лишь вносят политическую и идейную путаницу в сознание масс, прежде всего молодежи, и поэтому нетерпимы.

Немало и таких авторов, которые по разным причинам боятся сказать, что Великая Отечественная война 1941 — 1945 годов была войной Советского Союза против немецко-фашистской Германии. Но в 1941 — 1945 годах страна называлась СССР, Советским Союзом, Советской Россией. Здесь всякое замалчивание, какая-либо стыдливость, любые попытки переиначить исторический факт существования СССР больше, нежели историческая беспамятность.

Как известно, гитлеровское руководство фашистской Германии предполагало поэтапно достигнуть завоевания мирового господства. Первым этапом на пути к мировому господству фашистская Германия считала завоевание Европы. Ею были сравнительно быстро покорены 12 европейских государств, в их числе такие крупные как Франция, Польша, Чехословакия. И хотя не была покорена Англия, фашистское руководство Германии считало, что первый этап своего плана завоевания мирового господства оно выполнило, второй, по их мнению решающий, этап на пути к мировому господству — это разгром СССР, захват его природных ресурсов, покорение советского народа и превращение его в германских рабов. Они начали его с тщательной подготовки нападения 22 июня 1941 года на Советский Союз. Лишь после разгрома СССР фашистское руководство Германии надеялось наконец захватить Англию, нанести поражение США и, таким образом, на этом, третьем этапе, завершить установление своего безраздельного господства на всех континентах. Гитлер заявлял, что Германия будет подлинной Германией только тогда, когда она станет владеть всей Европой, миром в целом, до этого немецкий народ «будет лишь прозябать», «наша миссия заключается в том, чтобы подчинить другие народы. Германский народ призван дать миру новый класс господ».

Отсюда ясно, что Великая Отечественная война была не просто отражением немецко-фашистской агрессии против Советского Союза. Она носила отчетливо выраженный классовый характер, ибо была войной против ударного отряда мирового империализма, войной в защиту социализма, другими словами, решала важную идеологическую задачу — спасение мира от фашистской чумы.

Уже в самом начале войны И. В. Сталин четко определил ее характер, природу и цели в обращении по радио к советскому народу 3 июля 1941 года. Он назвал войну Отечественной войной, сказал, что войну с фашистской Германией нельзя считать войной обычной, что это война не только между двумя армиями, а великая война всего советского парода против немецко-фашистских войск. Целью этой всенародной войны против фашистских угнетателей является ликвидация опасности, нависшей над нашей страной, освобождение временно захваченной врагом территории Советского Союза, а также помощь всем народам Европы, стонущим под игом германского фашизма.

С отрицанием за Великой Отечественной волной характера всенародной борьбы против немецко-фашистских захватчиков связано и принижение героического, самоотверженного подвига советских воинов, партизан, тружеников тыла. Только потерявшие совесть авторы могут писать о «придуманных Матросовых», «глупеньких Зоях», «приукрашенных Пашах», соревноваться в издевательских кличках людям высокой чести и гордости всего народа. Подвигу Александра Матросова, Зои Космодемьянской, Паши Ангелиной и другим героям большое значение придавал И. В. Сталин. Он отмечал, что «Отечественная война рождает у нас тысячи героев и героинь, готовых идти на смерть ради свободы своей Родины» (И. Сталин. «О Великой Отечественной войне Советского Союза». М., 1950, с. 82-83).

В кампании против И. В. Сталина недобросовестные авторы не обходят и судьбу его сыновей.

По-разному сложилась судьба ушедших на фронт двух сыновей И. В. Сталина и его приемного сына.

Своего старшего сына Якова Джугашвили 22 июня 1941 года И. В. Сталин напутствовал словами: «Иди и сражайся!» В бою под Витебском 16 июля 1941 года после тяжелой контузии Яков Иосифович был пленен фашистами. Своего настоящего имени не открывал, но кем-то был выдан.

По одним сведениям из сообщений фашистского радио, по другим — от Вильгельма Пика И. В. Сталин узнал, что Яков Иосифович попал в плен. Г. К. Жуков рассказывает, что во время прогулки Иосиф Виссарионович задумчиво произнес: «Не выбраться Якову из плена. Расстреляют его фашисты. По наведенным справкам, держат они его изолированно от других военнопленных и агитируют за измену Родине». Помолчав с минуту, твердо добавил: «Нет, Яков предпочтет любую смерть измене Родине».

И. В. Сталин отверг предложения нацистов обменять сына на фельдмаршала Паулюса. Председателю шведского Красного Креста И. В. Сталин ответил решительно: «Солдата на фельдмаршала не меняю. Там все мои сыны». Не поменял, чтобы народ видел, что не только его, но и других отцов и матерей сыновья погибают, попадают в плен. Ради веры народа в Сталина не сделал этого.

Яков Иосифович Джугашвили мужественно перенес все ужасы многочисленных гитлеровских концлагерей — Хаммельбурга, Любека, Заксенхаузена. Ни психологические обработки и жестокие допросы, ни льстивые обещания фашистов не сломили его. Бывшие узники концлагерей в один голос говорят о достойном поведении Я. И. Джугашвили в немецком плену, что он, как мог, оказывал сопротивление фашистам, всякий раз выступал в защиту своей страны и был твердо убежден, что русские победят в войне. Я. И. Джугашвили погиб мученической смертью 14 апреля 1943 года.

От старшего лейтенанта артиллерии Якова Иосифовича Джугашвили на Родину дошла лишь одна весточка: «Если не придется увидеть уже своей Родины, прошу заявить моему отцу Иосифу Виссарионовичу Сталину, что я никогда его не предавал, а то, что сфабриковала гитлеровская пропаганда, является явной ложью.
Яков Джугашвили».

В 1977 году по ходатайству многих лиц Яков Иосифович Джугашвили был награжден орденом Отечественной войны 1 степени (посмертно). Орден передан на хранение его дочери Галине Яковлевне Джугашвили.

В первые же дни войны был мобилизован и младший сын И. В. Сталина — Василий. Летчик Василий Сталин храбро сражался с фашистами, совершил несколько десятков боевых вылетов, участвовал в сражениях с гитлеровскими асами. Однако обстановка лести и попустительства вышестоящего начальства избаловала его. Он начал увлекаться застольями, рукоприкладством к подчиненным, грубо относиться к отдельным офицерам. Узнав от Берии о пьяных выходках Василия, Сталин немедля продиктовал приказ:

«Командующему ВВС Красной АрмииМаршалу авиации тов. Новикову

Приказываю:

1. Немедленно снять с должности командира авиационного полка полковника Сталина В. И. и не давать ему каких-либо командных постов впредь до моего распоряжения.

2. Полку и бывшему командиру полка полковнику Сталину объявить, что полковник Сталин снимается с должности командира полка за пьянство и разгул и за то, что он портит и развращает полк.

3. Исполнение донести.

Народный комиссар обороны

И. Сталин».

26 мая 1943 г.
( «Иосиф Сталин в объятиях семьи». М.: 1993, с. 91-92).

Это был суровый урок. Уже в марте 1944 года В. И. Сталина утвердили в должности командира истребительной авиационной дивизии, правда, оставив в звании полковника. В том же году дивизия полковника В. И. Сталина трижды отмечалась в приказах Верховного Главнокомандующего, а в победном 1945 году — за прорыв обороны немцев и наступление на Берлин и за овладение фашистской столицей. Он был награжден боевыми орденами.

После войны В. И. Сталин, хотя и командовал корпусом, оставался полковником, хотя полагалось звание генерала. Лишь приказом министра обороны Н. А. Булганина В. И. Сталину было присвоено звание генерал-лейтенанта. Но это произошло после смерти И. В. Сталина. Между прочим, Н. С. Хрущев запретил генералу В. И. Сталину носить фамилию отца: он был просто генералом Васильевым. Кстати, такой фамилией Верховный Главнокомандующий подписывал секретные шифрограммы во время Отечественной войны.

Приемный сын И. В. Сталина — Артем, сын известного большевика, партийного и советского государственного деятеля Артема-Сергеева Ф. А. Как и Яков, Артем еще до войны стал артиллеристом. «Отец, — впоследствии говорил Артем за себя и за Василия, — использовал единственную привилегию — позвонил в военкомат, чтобы нас мобилизовали первыми». Артем был несколько раз ранен, вышел из окружения. С честью пройдя всю войну, Артем Федорович Сергеев стал генералом.

Так что и по линии детей никто не сможет скомпрометировать И. В. Сталина. Его чести они не уронили.

Одним словом, все сказанное выше убеждает, что из всех выдающихся военных и государственных деятелей Великой Отечественной войны 1941 — 1945 годов, увенчавших славой наше Отечество, наибольшей клевете перед лицом потомства незаслуженно подвергся его Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин. Ныне эта своего рода сталинофобия приобрела чудовищный размах и продолжает бушевать на страницах массовой печати, в передачах электронных средств пропаганды да и в «солидных» изданиях. Вся ее фальшь и преднамеренность становятся очевидными при знакомстве с огромным масштабом и значимостью полководческой и государственной деятельности И. В. Сталина.

Подписаться
Уведомить о
guest
0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии
0
Оставьте комментарий! Напишите, что думаете по поводу статьи.x